Илья Филиппов рассказал «Югополису» о том, каково руководить краснодарским биг-бэндом Гараняна после всемирно известного маэстро.

Его можно встретить в качестве тапера на показе немого кино для двух десятков хипстеров в полутьме коворкинга... С названным без затей - просто по его имени – джазовым квартетом он играет в клубах и на фестивалях… Ему еще нет тридцати, но уже руководит большим джазовым оркестром, ставя в год до восьми новых программ, почти половина из которых – со звездами мирового уровня. Все это он успевает делать одновременно, не расставаясь с фирменной белозубой улыбкой не то мягкого мальчика-ботана, не то напористого доктора Ливси из мультфильма «Остров сокровищ».

Знакомьтесь — руководитель краснодарского биг-бэнда Георгия Гараняна Илья Филиппов.

Личное дело

Родился в 1984 году в Ростове-на-Дону в семье химика и пианистки, которая и отвела его в восьмилетнем возрасте в музыкальную школу, на фортепиано. Школа оказалась с джазовым уклоном.

В детстве одновременно учился в музыкальной, художественной и общеобразовательной школах. После школы параллельно учился в химико-биологическом и музыкальном лицеях - не мог определиться с будущим. За два года занятий в музыкальном лицее одолел четырехлетнюю программу музучилища и поступил в консерваторию. Одновременно создал первую собственную группу:

«Репетиционная база была у нас в подвале в папином гараже. Ставили звук и играли соул. Вокалист, клавишник, басист, гитарист, барабанщик, две дудки – тенор-саксофон и труба и три бэк-вокалистки. Десять человек. Серьезная банда. Плюс гаража был в том, что никто не жаловался на шум. Минус – было тесно, пыльно и холодно. Девочкам бэк-вокалисткам мы ставили у ног радиатор, чтобы не мерзли. И так готовились к выступлениям».

С 14 лет играл во множестве ростовских групп – порой с пятью–семью составами одновременно. Увлекался соулом, регги, блюзом.

Еще обучаясь в лицее, на экзаменах аккомпанировал аспирантам консерватории. Чуть позже начал ежедневно играть в ресторанах – не только ради заработка, но и потому что «хотел играть 24 часа в сутки, а в кабаке это не только разрешали, но еще и оплачивали».

Записывался вместе с рэперами из «Касты». Вместе с одноклассником Василием Гончаровым (известным сегодня как Вася Обломов) в группе «Чебоза» играл то, что сам определяет, как «в стране 1998 год, дефолт, депрессия, а мы играем брит-поп на русском». Кстати, в хите Обломова «Еду в Магадан» строчки про клавишника, у которого начальник – Гаранян, подразумевают Филиппова.

Вместе с друзьями-сокурсниками и старшим братом-контрабасистом создал джазовый квартет, позже ставший называться квартетом Ильи Филиппова.

Уже обучаясь в Ростовской консерватории, играл джаз в оркестре Северо– Кавказского военного округа, а потом, с 2008 года, – в краснодарском биг-бэнде Георгия Гараняна. В 2011 году возглавил биг-бэнд.

Пианист, импровизатор, аранжировщик, композитор.

— Илья, расскажите, как становятся руководителями биг-бэнда в 27 лет?

— Это вы лучше у Татьяны Михайловны /Гатовой / спросите. Знаете, после того, как умер Георгий Арамович, в коллективе настали черные дни. Оркестр ведь был создан Гараняном, под него «заточен», на нем держался – и вдруг мы осиротели. Это было очень тяжелое время, никто не знал, что делать дальше, как быть.

Биг-бэндом некоторое время руководил Виталий Вадимович Владимиров, работавший до этого у нас вторым дирижером. Но у него еще был свой оркестр в Екатеринбурге, и одно дело совмещать свой оркестр и обязанности второго дирижера, а другое – в полной мере руководить сразу двумя коллективами. Заметив, что ему не хватает времени, через некоторое время Владимиров сложил с себя руководство нашим биг-бэндом. Потом был поиск лидера среди музыкантов. А потом Татьяна Михайловна вызвала меня и сказала: «С сегодняшнего дня у тебя другая работа. Ты назначаешься руководителем...»

Я был ошеломлен, но согласился.

— К тому времени у вас уже был опыт руководства собственным квартетом. Это помогло?

— Квартет и биг-бэнд – это совершенно несходные организмы. В самом начале многому приходилось учиться прямо на ходу, консультироваться со старшими товарищами, изучать литературу. Причем самой сложной оказалась совершенно немузыкальная сфера деятельности: выстроить работу оркестра; рассчитать время, требуемое на подготовку новой программы; придумать эти программы, чтобы они были интересные и разные. Для меня это важно – разные… На мое счастье – я получил живой отклик от музыкантов на свои предложения, вот это и помогло.

— Не было проблем из-за того, что большинство подчиненных оказались и старше и титулованней?

— Не большинство – все. Это сейчас кое-кто моложе меня, а тогда я был самым молодым в оркестре. Пришлось на ходу перестраивать отношения, искать подход к каждому. Все получилось — удалось сохранить основной костяк музыкантов. Может, помогло то, что мы уже были до этого знакомы, хорошо друг друга понимали. И все в равной мере хотели куда-то двигаться, ведь какие бы сильные программы ни создал Гаранян, играть все время одно и то же - тупик.

— Вы заметно изменили репертуар биг-бэнда. При Гараняне оркестр играл преимущественно свинг, а сейчас даже в рамках одного концерта могут звучать и «золотые стандарты», и современный арт-джаз, и фьюжн. Откуда такая безграничность?

— Гаранян любил свинг и играл его. Нынешние эксперименты, смешение стилей – это следствие моего извечного интереса играть все, что попадает в руки. Сперва я начал насаждать это оркестру слегка авторитарно, а потом оказалось, что это интересно всем. Так у нас счастливо совпало. Но вообще у меня не было задачи заставить оркестр играть по-новому, это получилось произвольно.

Просто смена художественного руководителя – это всегда смена вектора развития. Руководитель ведет туда, куда интересно идти ему. Навязывать тут что-то, настаивать на другой эстетике, другой концепции бесперспективно. Если установки конфликтуют с тем, что у человека в голове, он не сможет их реализовать. Лучше сразу менять руководителя, тогда и оркестр станет иным.

— Тем не менее, приходилось слышать, что при вас оркестр стал играть проще.

— Я не могу прокоментировать, проще ли мы стали. Мы делаем по 6–8 новых программ в год, и они все разные. Это не проще. Мне интересно поговорить с тем, кто сказал «проще», и посмотреть на его оркестр.

— Оркестр стал делать больше программ, но меньше гастролировать. С чем это связано?

— Все с тем же – с уходом Гараняна. Репутация Георгия Арамовича, его имя открывали перед оркестром большие возможности, в том числе и в гастролях. Многие приглашения на фестивали шли с самого верха. Мы сейчас работаем над увеличением гастрольной деятельности. Это в наших задачах. Вот хотим дать в этом году юбилейный тур - в августе Георгию Арамовичу исполнилось бы 80 лет.

Но пока возможности гастролей ограничены, действуем, опираясь на краснодарскую публику, выступая в городе как минимум вдвое чаще, чем раньше. А это обязывает чаще менять программы. Если играть одно и то же, хоть всеми любимые «серенады Солнечной долины», то после четвертого концерта люди начнут сдавать билеты.

— Но местный рынок тоже не бесконечен. Сколько программ в год способен осилить Краснодар? И насколько вы свободны в выборе репертуара?

— Я боюсь, мы физически не способны столько подготовить, сколько Краснодар способен «съесть». Я считаю, что мы даже мало выступаем в городе, могли бы и больше. Так что тут возможности нашего творчества не ограничены. Что касается иных ограничений – их тоже нет. В этом плане Татьяна Гатова очень прогрессивный человек. Она положительно относится ко всему новому. Все мои идеи она одобрила. Запретов нет.

— Мне кажется, в последнее время краснодарская джазовая публика помолодела. Согласны ли вы с этим, и как вам вообще местная публика?

— Публика помолодела, и меня это радует. И, думаю, что это напрямую связано с циклом абонементных концертов для студенчества, которые оказались очень востребованы.

Вообще же публика в Краснодаре замечательная. По моим ощущениям, она более открыта, раскрепощена, чем в том же Ростове. Там присутствует определенный снобизм, и это проявляется на любом концерте. Здесь же реакция крайне доброжелательная: если сыграно хорошо - аплодисменты. И даже если слушателю непонятно – ничего, все равно поаплодируем, будет же потом и хорошо... При этом краснодарский джазовый зритель очень подготовлен. Он понимает соло. Он аплодирует вовремя и вовремя прекращает аплодисменты. С такой публикой чувствуешь себя гораздо проще и атмосфера в зале куда теплее.

Кстати, когда я только попал в оркестр Гараняна, у меня был шок. Во-первых, от качества самого оркестра - в Ростове таких нет. Может, когда-то были, но я тогда был совсем маленьким и не помню. И, во-вторых, оттого что этот жанр, большой оркестр, эта музыка живет, а публика ее ждет, понимает. Это, безусловно, заслуга ГеоргияГараняна. Он играл так, что людям было интересно. Он привил краснодарцам вкус к оркестру.

— На мой взгляд, при вас оркестр заметно раскрепостился, музыканты стали больше импровизировать. С чем это связано?

— С тем, что у меня такое видение оркестра. На репетициях я предлагаю импровизировать всем. Каждый, кому хочется - может выйти к микрофону и сыграть. И все выходят.

— Ну – не все.

— Все, кто хочет, кому это интересно. В конце концов – не каждый музыкант, даже очень сильный, способен импровизировать.

— А Гаранян импровизировать не предлагал?

— Георгий Арамович был более авторитарен. Со своим огромным опытом он четко знал, что хочет получить, и неукоснительно этого добивался. Думаю, тут сказалась и его многолетняя работа в оркестре «Мелодия». Ведь что такое оркестр при грамзаписи в семидесятые годы? Технологии записи дороги, но несовершенны. Если в чем-то «налажали», потом компьютером не выровняешь. Это значит, все должно быть сыграно безукоризненно и с одного раза. Отсюда высочайшая требовательность.

Кроме того, Гаранян сам играл, сам импровизировал, и соответствовать задаваемой им планке было непросто.

Но надо сказать, что Георгий Арамович не только многого требовал, но и очень много давал. Я это увидел, когда разбирал его партитуры, аранжировки, которые он писал для оркестра. Он писал не просто под этот оркестр, но конкретно под исполнителей. Учитывал особенности, возможности, сильные стороны каждого музыканта, давал им раскрыться, а уже потом требовал отдачи и добивался своего.

У нас оркестр с очень мощным звучанием. Это заслуга Гараняна. Сейчас даже в Америке духовики себя больше берегут. А мы играем по полной программе, выкладываемся на все сто – и это замечают наши гости. Их это цепляет.

— За последние полтора-два года биг-бэнд отыграл с добрым десятком западных музыкантов, в том числе и мирового уровня. Может ли краснодарский джаз выйти на западную аудиторию?

— Интерес коллег-музыкантов - это одно. Интерес широкой публики – другое. В Европе, в Америке очень много музыки. Чтобы быть там замеченными, просто хорошо играть недостаточно. Должно быть нечто особенное. Либо уникальные аранжировки, либо огромные традиции, либо новый саунд. Свою уникальность мы еще ищем. Пробуем играть с разными музыкантами, и, естественно, в каждом случае оркестр ориентируется на фронтмена и звучит немного иначе. Кстати, может это и станет нашей уникальностью – оркестр, способный сыграть со всеми. Поверьте, в мире таких немного.

— Это тоже продолжение желания Ильи Филиппова «сыграть все, что попало в руки»?

— Скорее это тоже наследие Гараняна. Он же к этому стремился и в «Мелодии» - чтобы оркестр мог играть все: от старого джаза, какого-нибудь Цфасмана, до Пугачевой или Шнитке на другом полюсе. В этом был феномен «Мелодии», и я вижу – наш биг-бенд сегодня может то же самое.

— Биг-бэнд Георгия Гараняна – предприятие бюджетное. А может ли джаз приносить прибыль?

— Смотря что подразумевается под джазом. Есть разные окна возможностей, но большие коллективы, как правило, существуют на бюджете или благодаря меценатам. Да, есть биг-бэнды, играющие коммерческий джаз. Они работают на бренде – ездят по миру и зарабатывают. Но таких коллективов единицы – оркестры Каунта Бейси, Глена Миллера, Дюка Эллингтона. Они сумели, как это говорится, капитализировать свою историю.

Мы – государственный оркестр. Это очень важно. Содержать оркестр - это реальные расходы, я вам скажу. Это зарплата, оборудование, менеджмент, грузчики, рабочие сцены. Свет и звук. Это очень, очень дорого. Можно зарабатывать, играя в клубах в рамках дуэта или квартета. Но все биг-бэнды в России на госбюджете. Оркестр Олега Лундстрема, оркестр Гостелерадио «Орфей», оркестр Игоря Бутмана – этот какое-то время был его частным, но год–полтора назад Собянин сделал его государственным. Частный оркестр сегодня не может существовать долго. Знаете, как они разваливаются? Просто звонят тебе музыканты и говорят: «Чуваки, конечно приятно с вами играть, но мне надо кормить семью, а в ресторане я заработаю больше». И не приходят на репетицию.

Так что господдержка для оркестрового искусства, для джаза больших составов очень важна. Именно благодаря ей Краснодар имеет такой биг-бэнд, которого нет даже в куда более джазовом Ростове. А я могу работать с уникальными музыкантами в чрезвычайно сложном формате биг-бэнда. И ростовские музыканты тянутся сюда – поработать с краснодарским бэндом.

— Вы ростовчанин, а ростовчане редко с такой любовью отзываются о Краснодаре.

— Да? Это их проблема. Они просто здесь не жили. Мне здесь нравится все.