Муж и жена (Хавьер Бардем и Дженнифер Лоуренс) живут в доме, восстановленном ею после загадочного пожара, в котором он потерял свою прежнюю семью. Он — писатель, она его любит без памяти, к ним однажды приходят гости — немолодые мужчина и женщина (Эд Харрис и Мишель Пфайффер). У тех есть сын и еще один сын. Вы не услышите имен всех этих людей, зато увидите бесподобную, как книга главного персонажа, картину, основанную на реальных событиях. В том смысле, что Даррен Аронофски, обойдясь вовсе без имен, сделал своих «Мужчину и женщину».

Получились мужчина-нарцисс и женщина-собственница, мужчина-злодей и женщина-неврастеничка, мужчина-палач и женщина-жертва. Сначала создается впечатление, что Аронофски объясняет их поведение физиологией, препарируя вечные гендерные типы. Но «мама!» интересна в первую очередь тем, что происходящее с таким же успехом, как аллегорию, можно воспринимать буквально. Как частный случай. Особенно чтобы не впасть сразу в беспамятство расставленных здесь повсюду ловушек общих мест: писателю нужны истории; таланту нужны почитатели; материнство важнее любви к мужу; молодость сильнее старости; власть опьяняет; в природе происходит круговорот вещей.

А прелесть «мамы!», если она есть, в том, что во все эти ловушки попадаешь попеременно, и драма обманчиво трансформируется в комедию, и вырастающие за дверцей шкафа фигуры таинственных незнакомцев, въевшиеся в дизайнерский пол пятна крови и бесчисленные осколки стекол кое-как лепят формочку хоррора, чтобы к концу аронофского кошмара вырастить в ней трагически-зеленое дерево прямо из живого еще тела.

Хотя «мама!», само собой, насмешливее «Фонтана». А также скромнее «Ноя» и остроумнее «Черного лебедя», который до сих пор был (и, кажется, остается) лучшей вещью нового Аронофски. И во многом «маминой» красотой он обязан Лоуренс и Бардему. Даже во всем. Уже в начальных пылающих кадрах страшно представить другие глаза, не Бардема. Лоуренс играет как последний раз в жизни. Даже при появлении иконы Пфайффер понятно, кто тут главная актриса. Камера постоянно движется за Лоуренс, как теперь уже в жизни сам Аронофски, преследуя крупными и долгими планами. И это слава богу.

Того, что не слава богу, в новой работе режиссера-визионера еще больше. Неудивительно, что, едва выйдя на Венецианском кинофестивале, она разделила зрителей на два равных по численности лагеря, ведь так обычно происходит с фильмами Аронофски. Судя по всему, на этот раз одни пытались смотреть ленту как обещанный хоррор, а другие понимали, что не все так просто. Однако, увы, оба настроя не имеют особого значения. О «маме!» (извините, наконец, за этот дурацкий восклицательный знак, но, видимо, Аронофски впервые в жизни решил поставить его и грамматически тоже) нельзя сказать много дурного, так как мало что можно сказать вообще. Вторая, уже не фантасмагорическая, а попросту кричащая, часть сильно все портит. Что это было? — Притча об эгоистичном мужчине и неврастеничной женщине? Сюрреалистический кошмар? Предостережение? Ну не просто хоррор же, в конце концов.

Плохо, что разбираться в этом даже не нужно. Хорошо — то же самое. «мама!» вот в чем больше всего похожа на любой другой фильм Даррена Аронофски: она почти не вызывает сожаления ни в каком смысле. Если до поры до времени кажется, что его кино способно на предчувствие и тонкий анализ, «космогоническая» половина этого амбициозного триллера меняет дело, которое поначалу было не так пафосно. Наверное, Аронофски и самого можно считать вечным нарциссом. И его «маму!» тоже.