Известный краснодарской публике организацией и проведением серии скандальных акций Роман Плюта рассказал «Югополису» о понимании духовных ценностей, своей многопартийности, отношении к гомосексуализму и нелюбви к кофе.

— Роман, чем ты занимаешься в свободное от борьбы за нравственные ценности время? Где работаешь официально?

— Я — руководитель краевой общественной организации «Соработничество», она была создана при Кубанской епархии, теперь уже митрополии, в 2011 году. Учредители организации — 17 человек, среди них 15 благочинных (это священники, которые несут функцию посредников по ряду вопросов между церковным округом в 20-30 церквей и епархиальным управлением), настоятель Свято-Екатерининского кафедрального собора отец Игорь и я, на общем собрании избранный руководителем.

Организация строила и закладывала храмы по программе «100 новых храмов Кубани» в маленьких и крупных городах нашего региона. Также я — руководитель общественной организации «Православный союз».

Скажу, предвосхищая вопросы, что моя общественная работа никем не финансируется. Из бюджетов я не получаю ни копейки и не имею доступа к общественным деньгам. Кроме того, я — сотрудник главного кубанского собора – Свято-Екатерининского. С 2010 года возглавляю там социальный центр.

— Так где же ты все-таки получаешь зарплату?

— В соборе – как руководитель социального центра. Но это чисто символические деньги: хватит, наверное, только на то, чтобы два раза сходить поужинать в модное краснодарское кафе.

— Не очень большой доход у такого известного человека.

— Не хотел говорить, но получится, что я что-то скрываю, а это неправильно. Еще я занимаюсь сезонным бизнесом: на Черноморском побережье, в Туапсинском районе. Речь идет о летнем размещении отдыхающих. С Туапсинским районом меня многое связывает, я уехал туда сразу после окончания медакадемии, одно время был заместителем директора фирмы «Краснодаротдых». Так вот, отработав несколько месяцев летом, получив некую финансовую «подушку», остальное время года я могу посвящать разным общественным проектам, что и является моим истинным призванием.

Жены и детей у меня нет, пока не сложилось. У меня была сложная жизнь — в разъездах, командировках, но в ближайшее время я планирую завести семью – без этого настоящему русскому человеку, православному, нельзя.

— Ты закончил медицинский вуз с красным дипломом, почему же не стал работать по специальности?

— Я не считаю, что изучал медицину напрасно. Сейчас как раз и занимаюсь тем, чему учился долгие годы в вузе. Еще в студенческой юности я увлекся социальной медициной, психологией. Можно лечить отдельного человека, а можно — общество в целом. Вот второе мне интересней.

Да, я готовился стать хирургом, помню, уже на втором курсе дневал и ночевал в краевой клинической больнице, ассистировал на операциях. Но потом понял, что важнее – врачевать не тело, а души людей.

— И какой диагноз ты можешь поставить современному обществу?

— Я привык опираться на статистику. Основные маркеры нездоровья современного общества — наркомания, алкоголизм, аборты. Запредельные цифры – они всем известны.

— То есть общество, на твой взгляд, погрязло в грехах?

— Российское общество на сегодняшний день больно, и очень серьезно. Это социальные болезни и даже психические. Мы балансируем на грани вырождения. Великий русский ученый Менделеев прогнозировал, что к концу 20 века русских на планете будет миллиард, а сколько нас сегодня? В десяток раз меньше. Низкая рождаемость и большое количество абортов — вот что мы видим. Российское общество сегодня нужно спасать!

— И ты в первых рядах?

— Я многие годы пытаюсь открыть глаза соотечественникам и заставить их посмотреть, куда мы катимся. Одна проблема по цепочке цепляет другую — наркомания ведет к СПИДу, алкоголизм — к девиантным формам поведения. В стране высокие показатели разводов. Подобное поведение и несоответствие морально-этическим нормам приводит к росту половых болезней. Я изучил и прочел гору литературы, и для себя сделал вывод, что ничего выдумывать не надо, все уже есть в основных мировых религиях — там заложена панацея от основных болезней общества.

— В открытом доступе можно найти информацию о том, что работа по спасению общества от грехов неплохо оплачивается. В частности, об этом в своем ЖЖ писал Сурен Газарян, приводя в качестве примера сумму в 26 млн рублей – именно столько возглавляемая тобой организация «Соработничество» получила на возрождение духовных традиций только в 2011 году.

— Да, это действительно открытые сведения, никто не собирается делать из них тайну. Краевые власти публикуют информацию о выделенных грантах на своих интернет-ресурсах, она в свободном доступе. Просто Газарян по-другому расставил акценты в погоне за сенсациями. Мы не утаиваем цифры. Я начал получать гранты с 2006 года, а общественной работой занимаюсь с 17 лет. Я хорошо знаю законы, у меня накоплен колоссальный опыт взаимодействия с властями. Я – честный человек. Из этих миллионов я даже на зарплату ни копейки не получил.

— Так куда ушли 26 миллионов? На модульные церкви, как утверждает тот же Газарян?

— Модульные церкви – это неправильное понятие. Изначально идею их возведения предложил патриарх Кирилл вместе с главным архитектором Москвы. Там проблема была в чем – столица прирастала новостройками, а храмов не было, людям приходилось добираться до них с множеством пересадок, теряя время. Там, в Москве, и было предложено возводить модульные церкви. И эту же идею озвучил патриарх, когда приезжал к нам в декабре 2010 года и встречался с губернатором Ткачевым. Идея понравилась, но в процессе разработки несколько трансформировалась – храмы мы строим не модульные, а типовые. Мы создали общественную организацию «Соработничество» и начали подавать заявки на гранты, чтобы строить новые церкви и ремонтировать старые.

В 2011 году, накопив опыт ведения просветительской работы, мы получили 26 миллионов по программе, направленной на возрождение духовности, нравственности, национального самосознания среди населения Краснодарского края.

Мы издавали книги, листовки, например, о святых Александре Невском и Дмитрии Донском, и бесплатно распространяли их – по школам, вузам, на улицах. Рассказывали, что такое православие, кто такие святые.

— То есть на это ушло 26 миллионов?

— Не только. Мы изготовили 2 уникальных типовых проекта православных храмов, оплатили их государственную экспертизу. В реализации программы нам помогали ведущие архитекторы края. Сами проекты разработал председатель правления Краснодарского союза архитекторов. Теперь, имея эти проекты, мы бесплатно их можем предоставить любому населенному пункту края. И предоставляем.

— Сколько это стоило?

— Гонорар архитектора мне нужно уточнить, а в целом проекты 2 типовых храмов, проведение их экспертизы, геологические изыскания и привязка к местности 9 храмов обошлись нам тогда в 6 миллионов. В итоге мы заложили 9 новых храмов, отремонтировали или достроили ещё несколько церквей – например, в Славянске на территории горбольницы обустроили фасадную часть, завершили строительство храма в станице Ленинградской – миллион туда ушел. В Крымске купили храму купол за 400 тысяч. Ведь с храма на Руси начинается духовная жизнь!

— Почему эти деньги нужно проводить через общественные организации, а не перечислять напрямую на строительство храмов?

— Но ведь это изначально была наша идея! Если бы не мы, ничего бы и не было. Сначала я хотел создать православный фонд, даже создал. Наивный был, думал, что богатые люди, коммерсанты – владельцы заводов, газет пароходов с радостью побегут к нам – помогать в просвещении, строить храмы. Но мы получили от бизнеса копейки. Сбербанк, например, нам дал 50 тысяч, да ещё пара организаций. Общество оказалось не готово вкладывать деньги в духовность. Тогда и возникла идея создать нашу организацию «Соработничество». Поэтому мы и стали рассчитывать на бюджетные деньги.

— Роман, к тебе крепко приклеился ярлык православного активиста. Ты сам как себя позиционируешь?

— Этот ярлык придумали журналисты, падкие до сенсаций. Я — гражданский активист, увлекаюсь политикой, не мыслю свою жизнь без выражения общественной позиции. СМИ начали обращать на меня внимание только после протестных акций. Между тем, наши акции мы начали проводить ещё в 2009 году – тогда гражданский, антицерковный раскол намечался в обществе, мы пытались сплотить людей рассказом о христианстве, о его мучениках – например, о митрополите Владимире, убитом большевиками в 1918 году в Киево-Печерской лавре. Но такие акции не интересны журналистам – сколько я ни рассылал пресс-релизы, приглашения, никто из СМИ к нам не приходил, нигде нас не печатали.

— Зато теперь ты на гребне волны. Но многие считают тебя фриком. Дальше мнения делятся. Одни говорят, что ты отрабатываешь политические заказы, другие считают, что тебя используют в своих интересах различные политические структуры.

— Я ничего не отрабатываю, и никто меня не использует. Живу по своей совести. Наша первая шумная акция прошла в 2011 году – мы выступили против непотребной рекламы на городских баннерах. Объехали Краснодар, сделали несколько кадров обнаженных девиц на огромных щитах, в кадр попала и монашка, задирающая подол и зазывающая покупателей в торговый центр. А ведь на все это смотрели дети. Мы распечатали плакаты, заявили о пикете, получили разрешение и встали возле городской администрации.

— Кто твои соратники?

— Я часто употребляю слово «мы», потому что говорить «я» нескромно. Соратников же на самом деле очень много. Мы – это верующие люди самого разного возраста, на наши акции выходит в первую очередь молодежь. Мы приводили на эти акции десятки людей. Постепенно вошли в общественную стезю, с городской администрацией у нас не было никаких проблем – с учетом требований закона мы оформляли необходимые разрешения. Мы — не политическая организация, а просветительская, в политику никогда не лезли, даже если акции носили протестный характер.

— Это прекрасные мероприятия, но в центре внимания ты оказался, наверное, впервые после митинга против Pussy Riot. И если с монашкой, используемой в рекламных целях, все более-менее понятно, то в данном случае что вами двигало? Три девушки устроили перфоманс в столичном храме. Где Москва и где Краснодар… Вы, наоборот, спровоцировали общество, занялись разжиганием.

— Да, этот митинг организовал «Православный союз». Я не сторонник замалчивать подобные вещи. Мы не делаем никому рекламу, а изобличаем порок. Если бы мы не выступили против акции этих, с позволения сказать, девушек, в храме Христа Спасителя, ситуация могла бы усугубиться. Помните, какая цепочка преступлений была срезонирована их выходкой — и иконы начали рубить в храмах, и бросать мешки с экскрементами на алтарь, пошел по стране целый вал, провоцируемый либеральными кругами. Нам нужно было создать прецедент противостояния, чтобы такие же девицы не пришли танцевать в наш, кубанский, храм. Мы, понимая, что вопрос очень серьезный, разработали пошаговую инструкцию. Наша идея была — сформировать общественное мнение.

— Да, я помню методы, которыми оно тогда формировалось — как на митинги в Чистяковскую рощу пачками сгоняли бюджетников.

— Я не проверял у людей документы, где указывалось место их работы. На митинг тогда пришли наши сторонники, дружественные организации, просто обеспокоенные люди. Например, общество «Знание». Захотели приехать люди из районов – как им отказать? Мы на самом деле собирались провести тогда альтернативный митинг – рассказать людям о духовных ценностях, чтобы в роще выступали народные коллективы, договорились, чтобы всем раздавали традиционные русские блюда – гречневую кашу, чай с булочками. Но вмешались журналисты и обернули это все исключительно против Pussy Riot.

— То есть ты тогда не отрабатывал заказ краевых властей?

— Нет, смысл моей деятельности — разбудить людей, чтобы они, наконец, огляделись по сторонам и поняли, что происходит, чтобы они стали меньше пить, смотреть дрянь по телевизору, больше обращали внимание на своих детей.

После истории с Pussy Riot, когда общество всерьез озаботилось проблемой нравственности, были внесены поправки в закон о соблюдении прав верующих, и мы, наконец, смогли конкретизировать свои требования. Не просто выходить на улицу и протестовать, а обращаться в органы прокуратуры, полицию.

— Ты вообще вхож в высшие круги краевой власти?

— В этом году я был в краевой администрации всего раза два – на открытых мероприятиях. С первыми лицами края и города я, конечно, знаком. У меня даже есть фотография с Ткачевым, сделанная после его встречи с избирателями ещё в 1999 году. Но с тех пор я уже достаточно далеко ушёл именно в общественную деятельность.

— Но ты, конечно же, член партии власти?

— Да, я состою с 2008 года в «Единой России». Занимаюсь же общественной работой с первых курсов вуза. Там я был председателем профкома. А любой студенческий лидер, как известно, рано или поздно сталкивается с предложением помочь со сбором подписей — в конце девяностых я стал взаимодействовать с коммунистами, с представителями «Отечества» Кондратенко, они были тогда главной политической силой на Кубани.

В КПРФ я вступил в 2000-м, по-моему, году. Тогдашний мэр Краснодара Николай Приз сдвинул брови и грозно спросил: а ты почему ещё не член партии? — деваться было некуда. Я ведь был пресс-секретарем предвыборного штаба Приза. Однако через 3 года, весной 2003-го, я вышел из городской КПРФ, громко хлопнув дверью – из-за несогласия с его же политикой. И уехал работать на побережье.

В Туапсинском районе в 2004 году местные предприниматели предложили мне стать депутатом районного совета от Джубгского поселения. Я избирался как независимый кандидат и победил кандидата «Единой России» с огромным отрывом. Через некоторое время партия «Родина» предложила мне создать отделение в Туапсинском районе, что я и сделал – в 2005 году. Мне была близка деятельность Дмитрия Рогозина, я с ним лично знаком, с радостью вступил в его партию и вышел оттуда с глубочайшим разочарованием, когда она была реорганизована в «Справедливую Россию».

Потом я вместе с Рогозиным стал создавать партию «Великая Россия», был ее координатором в Краснодарском крае. Но наша новая партия не прошла регистрацию. А в 2008 году тогдашний глава Туапсинского района Виктор Кошелев предложил мне пойти депутатом в райсовет на второй срок, но при условии вступления в «Единую Россию». Пришлось вступать.

— То есть ты — партийный летун, вступал в партии не по убеждениям, а из соображений конъюнктуры?

— Я никогда не шёл против совести. И партии рассматривал лишь как инструмент борьбы за традиционные ценности. Моя единственная партия – русская православная церковь. В 2005 году я критиковал «Единую Россию», но в 2008-м партия сильно изменилась, встала на патриотические рельсы, и я решил поддержать единоросов. «Единая Россия» сегодня мне близка рассуждениями о духовности, о русском отечестве.

— Ты принимал участие в скандале, устроенном вокруг Марата Гельмана и его краснодарского проекта?

— Частично. Мы хотели провести полноценный пикет, но нам не согласовали его. И акция у Выставочного зала в итоге вылилась в стихийный протест. Да, мы привлекали туда людей, хотели показать свое неприятие такой культуры.

— Выставка тем не менее состоялась, и многие люди не увидели там никакого богохульства.

— На выставке Icons был и я, и тоже не увидел там ничего богохульного. Моё неприятие Гельмана основано на том, что этот человек присасывается к региональному бюджету и начинает качать деньги. Мы не хотели, чтобы Гельман по разнарядке непонятных нам людей строил в Краснодаре центр современного искусства. Что это такое — все увидели на примере Перми.

— Вот видишь, выставка Гельмана тебе все-таки понравилось. И, согласись, у каждого человека есть право выбирать, куда ему ходить, что смотреть, какие книги читать. Но одни ходят и смотрят, а другие, как ты, требуют закрыть.

— Ты «Тайны тела» имеешь в виду? Да, мы добились того, что эта выставка уехала из России, я надеюсь, навсегда. Информация о выставке стала для нас тогда неожиданностью. Мы начали собирать материалы о ней, а потом послали фотографии в торговый центр, где планировали открыть выставку. Его директор увидел эти снимки и сразу отказал организаторам в проведении. Но в проект уже были вкачаны огромные деньги, договорились через Москву и открыли выставку в другом месте. Но, тем не менее, через прокуратуру мы добились хотя бы введения возрастного ценза.

— Ты сам был на этой выставке?

— Нет, хотя мне и присылали приглашение. Ведь это выставка настоящих трупов! Когда ребенка ведут смотреть на препарированные половые органы, я считаю, что это ненормально по всем моральным принципам, а «выставка» умерших людей – это кощунственное отношение к основам и традициям православной культуры.

— Но ведь люди добровольно разрешили распоряжаться своими телами после смерти.

— Как неоднократно заявляли правозащитники, экспонатами выставки стали узники китайских лагерей. Во Франции был огромный скандал, когда на экспонатах обнаружили отверстия от пуль — парижский суд тогда постановил в течение 24 часов убрать выставку за пределы города. Каждый человек должен понимать, где находится грань между нормой и извращением. Этой зимой я шел по одному из краснодарских торговых центров и увидел шокирующую рекламу «Нимфоманки» — это первый порнографический фильм, который пролез на экраны кинотеатров. Я — как гражданин, как врач, против порнографии на большом экране. Если человек глуп и бездуховен, пусть смотрит такие ленты у себя дома.

— У меня складывается впечатление, что ты, как герой известной сказки, просыпаешься каждое утро и думаешь, где бы еще навести порядок. Вот, скажем, «Филип Моррис» чем тебе не угодил?

— Я врач по образованию, я не курю, выступаю за здоровый образ жизни. А  «Филип Моррис» добавляет разную гадость в свои сигареты и травит людей. И это была, кстати, далеко не первая наша подобная акция против курения и алкоголя.

— И что, есть достоверная информация – и о добавках, и об отравившихся?

— Да даже по Первому каналу много раз показывали сюжеты, целые программы на эту тему.

— Но Первый канал разве истина в последней инстанции?

— Есть результаты исследований, заключения экспертов, в интернете целый пласт информации об этом. И мы решили привлечь внимание к проблеме. Собрали сторонников, выставили пикет у табачной фабрики.

— Кто участвует в ваших акциях? Бездомные из того самого социального центра, который ты возглавляешь?

— Чушь полная: вы представляете себе бомжей на общественной акции на улице Красной – напротив администрации края, например? Участие в таких мероприятиях – это всегда осознанный выбор людей. Например, пикет против  «Филип Моррис» мы проводили вместе с дружественной нам организацией «Россия молодая». У нас был большой баннер «Хватит травить народ» и куча созвучных плакатов поменьше. Туда также пришли люди старшего поколения, мы хотели пройти внутрь фабрики и встретиться с начальством, но те к нам не вышли, направили начальника охраны, который закрыл собой вход.

— В свете последних событий не могу не задать вопрос о твоей нелюбви к кофе. Зачем ты набросился на «Старбакс», он тоже травит краснодарцев?

— Я сам кофе не пью, не нравится он мне — горький и вредный. Меня раздражала англоязычная реклама на здании «Старбаксе» с момента его открытия. Я даже написал письмо в ФАС ещё в марте, но получил формальную отписку. А тут на гребне волны заявления канадского музыканта Нила Янга я подключился и отправил антимонопольщикам новое письмо. Я считаю, что на наших улицах должны быть надписи только на русском языке.

— Почему же ты не устроил пикет прямо на Красной?

— Выглядеть идиотом и делать им рекламу? Нет. Я написал обращение в уполномоченный государством орган с просьбой проверить нарушение законодательства. Задача была поставлена так: обратить внимание чиновников на нарушение закона и получить общественный резонанс. Она оказалась выполнена в кратчайшие сроки – уже через два дня «Старбакс» снял нарушающую закон рекламу.

— Английский язык тем временем по всему миру становится международным, средством коммуникаций между людьми в разных областях. Сотни английских слов понятны даже тем, кто этот язык не учил. Получается, ты — противник глобализации?

— Мы не запрещаем людям говорить и думать на английском, петь на английском. Но мы за соблюдение закона. Если не положено – вывеску надо снять.

— Если я приду к тебе завтра и скажу: а давай-ка устроим акцию против… ну, например, против «Макдоналдса». Согласишься?

— А зачем?

— Ну, говорят, не совсем полезная еда, например.

— Я согласен. Если ты предлагаешь провести акцию, которая разъясняет людям, что фастфуд наносит непоправимый вред здоровью, то я «за» обеими руками.

— Ты не пробовал направить свою неуемную энергию в мирное русло, не протестовать, а созидать. Например, бороться с пробками, плохими дорогами, улучшать краснодарскую инфраструктуру? Не думал стать чиновником?

— Нет. Мы сейчас живем в гражданском, демократическом обществе. Чиновничьи шестеренки должен кто-то крутить. Я больше пользы принесу, привлекая внимание, понуждая чиновников делать то или иное. Обращать внимание ФАС на проблемы, заставлять правоохранительные органы следить за соблюдением закона. А с пробками бороться должны именно чиновники – у них для этого есть власть.

— Почему ты так не любишь Америку?

— Я к Америке очень положительно отношусь, но мне чужды те либеральные ценности, которые сегодня превалируют в западной культуре и пытаются вытеснить и из нашей страны исконно русскую культуру. Я люблю «Тома Сойера», например, это моя любимая книжка в детстве была. Мне нравится Драйзер, Сэндберг, Фитцджеральд, я ценю достижения американской культуры.

— Либеральные ценности – давай уточним, что это?

— Однополые браки, аборты, наркомания, алкоголизм, полное отсутствие запретов, низвергнутая нравственность.

— Как ты относишься к гомосексуализму? Есть для тебя разница, кто с кем спит?

— Я против насаждения гомосексуализма. Если у человека случилась такая трагедия, у него нетрадиционная ориентация – то это его личная беда. А то, что гомосексуализм – это болезнь, нас учили ещё в институте на лекциях по психиатрии. Я не лезу к людям в постель и я против тех действий, которые в этом плане себе позволяют Милонов и Энтео. Я не буду гоняться с колами, чтобы распять геев и лесбиянок. Если два несчастных гея любят друг друга – пусть они поплотнее закроют дверь в свою спальню. Гомосексуализм – это страшный грех, с которым должно и можно вполне успешно бороться.

Я не поддерживаю однополые браки, они сводят на нет саму суть понятия. Брак – это союз мужчины и женщины с целью обзаведения потомством. А когда два однополых гражданина заключают брак – это извращение. Я против усыновления детей такими парами. Посмотрите, что творится на Западе. Интернет забит фотографиями детей, которые воспитываются в семьях геев, с детства пропитываются их субкультурой. Разве из такого ребенка может вырасти настоящий мужчина?

— Ты сам бывал за границей?

— Я был в Америке, много раз в Европе – во Франции, Германии, Швеции — там мне понравилось больше всего. В США я попал по приглашению общественной организации, посещал там круглые столы, собрания общественных организаций.

— И что, Запад действительно загнивает?

— Да, это прежде всего проявляется в вырождении нравственности и духовности, в сокращении рождаемости. Белая популяция на Западе практически вымирает, европейская культура становится не нужна новым народам, которые сегодня приезжают и обосновываются там. Запад вымирает так же, как и мы. Но у России больше шансов вернуться к нормальной жизни, чем у Европы. Мы сохранили остатки культуры, нравственности – благодаря царской России, Советском Союзу, его железному занавесу: изоляция от европейских либеральных «ценностей» нашей стране была и будет только на пользу.

— Как ты думаешь, возможно ли проведение в Краснодаре ЛГБТ-парада?

— Независимо от моей точки зрения, — нет. У нас же казачий город. Как вы себе это представляете? Наш народ не приемлет однополую любовь. Такое шествие не пройдет и пяти метров, как нарвется на крупные неприятности. В славянских европейских странах гей-парады охраняют тройные кордоны полиции, тяжелая техника, бронетранспортеры. Вы себе представляете такое в Краснодаре?

— Ты, должно быть, против и феминизма?

— Конечно, в доме главным должен быть мужчина. Я общался с феминистками за границей – их движение за права женщин было актуально в начале прошлого века. Они начали с требований равной с мужчинами оплаты труда, а потом все скатилось к однополой любви. Впрочем, с краснодарскими феминистками я не знаком.

— Виталий Милонов и Елена Мизулина – твои соратники?

— Ряд их законопроектов очень мне импонирует. Это же они запретили, например, пропаганду гомосексуализма среди детей, и я разделяю их беспокойство на этот счет. С другой стороны ряд шумных акций по преследованию инакомыслящих людей ведет к ненужному озлоблению в обществе. Я не буду забрасывать своих противников тухлыми яйцами.

— В общем, как я понимаю, принципы толерантности не для тебя?

— Толерантность - это медицинский термин, обозначающий неспособность организма сопротивляться инфекции. Полная толерантность – это смерть. Моя толерантность заканчивается там, где нарушается норма. Если человек пьет 2 литра пива в день и выкуривает 2 пачки сигарет, это его выбор, но я должен ему объяснить последствия такой нагрузки на организм. Иначе – буду соучастником.

— Не могу не спросить тебя, в чем величие России?

— В ее народе, его вере, его силе и убеждении. Вот ещё совсем недавно нам говорили: «Если начнется война — кто пойдет воевать за яхту Абрамовича, за заводы Прохорова?» Но мы видим, сколько молодых людей поехало в Крым, на Донбасс, воевать за православные ценности и побеждать там.

Церковь сегодня - единственный институт, которому доверяет наибольшая часть наших сограждан, 70%. Не церковь сегодня «лезет во власть», нет — само государство привлекает церковь, чтобы прислониться к ее авторитету.

— А что делать остальным 30% людей, которые скептически относятся к церкви?

— Прежде всего, изучить вопрос. Сколько я не сталкивался с атеистами и противниками церкви, все они на поверку оказывались безграмотными людьми, не знающими своей собственной истории. Эти люди нуждаются в поддержке, в просвещении. Я хочу уйти от протестного акционизма и заняться просветительством тех, кто мыслит антирелигиозными клише.