Меня погнало первое. Впервые за четыре года протирая глаза около восьми утра, чтобы ехать на новую работу, я успокаивала себя тем, что, во-первых, мне, наконец, будет куда надевать платья и каблуки, во-вторых, я так давно не видела людей (с кем говорить дома среди дня? поневоле заведешь своего Уилсона), а в-третьих, я куплю кофе по дороге в офис.

Хватило меня на четыре дня. Едва начался пятый, я договорилась о том, что вполне могу работать из дома, и убежала не оглядываясь. Во-первых, за эти четыре дня у меня ни разу не возникло желания надеть платье или каблуки. Во-вторых, я поняла, что чем реже видишь людей, тем лучше и для тебя, и для них. В-третьих, от кофе больше удовольствия, когда никуда не спешишь.

В-четвертых, фриланс дает иллюзию свободы. Хотя бы передвижения. Прошлой зимой, когда рубль еще не знал, куда покатится, я, сидя с ноутбуком в кофейне одного английского супермаркета, пока мои родственники делали покупки, что-то писала и редактировала для своих краснодарских работодателей. Прошлым летом, когда рубль начинал грехопадение, я, сидя на веранде одного стамбульского отеля, что-то писала и редактировала для своих краснодарских работодателей. Теперь, когда за рубль не дают и честного слова, которое у иных краснодарских работодателей в момент выдачи гонорара ничего не стоит, я могу хотя бы не появляться каждое утро в офисе, чтобы вместо взаимных приветствий не слышать: «Уже семьдесят! Говорят, скоро будет двести».

Но главное — за время моего четырехлетнего сна мало что изменилось. Офисный народ все так же полдня проводит в курилках и болтовне. Все так же считает трудоголизмом работу по вечерам или в выходные, несмотря на то что, случается, в курилках и болтовне теряет официальные рабочие часы. Все так же смотрит в рот начальству, стараясь выслужиться. Есть и кое-что новое — «дружба» с руководством и корпоративными клиентами в соцсетях. Теперь, оказывается, частенько ставят лайки не потому, что и правда нравится, а потому, что так надо. До этого потомки Адама и Евы дошли уже, как говорил господин крупье, своим собственным умом.

А начальство все так же с удовольствием принимает похвалу и не любит критики. Не в каждой компании есть президент, который скажет директору устами Аарона Соркина: «Найдите того человека, который спорил бы с вами, пока вы его не уволите. И продолжал бы спорить, пока охрана не вывела бы его из здания». Лайки в соцсетях и в офлайне — приятнее. За них начальство расплачивается небольшими бонусами и корпоративами. Наверное, теперь бонусом можно будет считать, если зарплату не урежут, как в 2008-м. А корпоративы начнут проходить под лозунгом «Жить стало веселей» вместо «Кто все эти люди?» 

Может, и удивительно, но в Краснодаре еще есть редакции, в которых приходят работать в офис, просто чтобы приходить работать в офис. У них корректор до сих пор не умеет править в верстке и сидит возле верстальщика, диктуя ему правки. Отнимает его рабочее время. В век дропбокса, скайпа и вообще. Такая умная организация работы. Привычка такая. Образ жизни. Нужно же куда-то ходить, пить где-то растворимый кофе и весь день тратить на то, что дома можно сделать за пару часов.

Кстати, по этой же причине появились заведения, назвавшие себя ужасным словом «коворкинг». Чтобы фрилансерам казалось, что они в офисе, но всегда можно встать и уйти. Чтобы они не тратились на чашку кофе, оправдывая свое присутствие в кафе. Как будто лучше тратиться на аренду рабочего места. А может, я хочу покупать хороший кофе. Пить его не спеша и работать в одиночестве, глядя в окно. И никто не галдит со всех сторон. Зачем еще жить, если не можешь позволить себе жить с удовольствием? Оно не всегда в годовом бонусе заключается.

Я думала обо всем этом в прошлые выходные, сидя дома со ста шестьюдесятью рублями в кошельке. Ближайшие деньги должны были поступить не раньше вторника. И что, открыла я хоть один сайт с предложениями о работе? Полюбоваться на «карьерный рост, бонусы, соцпакет, работа с 9 до 6 в центре города». Кажется, к этому нужно прибавлять «и невозможность пойти на свидание среди недели, потому что завтра к 9 на работу».

Нет, я вспомнила, что некий московский музей собирался расплатиться со мной до Нового года за редактирование стендов. В такие моменты память ищет лазейки, как юристы их ищут в законах. Музей меня спас, перечислив гонорар. Я тут же пошла его тратить. Это все дьявольский фриланс и иллюзия свободы.