При этом мы способны даже создавать новые модели логики, граничащие с её практически полным отсутствием, не отличать белого цвета от чёрного, не говоря уж о полутонах и нюансах бытия.

И тогда насильственный захват и присоединение к своей территории большого куска чужой земли начинает провозглашаться «возвращением на Родину». Всяческая поддержка и раздувание вооружённого мятежа в соседнем государстве становится интернациональным долгом, плавно перерастающим в братскую помощь соотечественникам за рубежом. Уничтожение своего бомбардировщика, залетевшего за чужую границу, трактуется как предательский удар в спину.

Кстати, обладая скоростью полёта в 1,5 тысячи километров в час, подобный аппарат способен стать не только аксессуаром клоунады вроде той, что разыграл в своё время с советской противовоздушной обороной Матиас Руст, но и жуткой тенью бомбардировщика американских ВВС, названного ласковым именем мамы пилота, Энолы Гай, тихо прокравшегося к городу Хиросима 6 августа 1945 года.

Нельзя долго играть мышцами, репетируя свою роль мирового силовика на грани непрерывного фола, барражировать воздушные границы других государств бомбардировщиками, красться под водой в их акваториях, почти цеплять истребителями на бреющем полёте рубки чужих военных кораблей — и не понимать, что в следующий раз тебе, вполне возможно, «прилетит обратка».

Конечно, крамола моего определения бессмысленной жестокости творимого нами сегодня — налицо: в ней явно проступают питающие душу и сердце заветы абстрактного гуманизма, столь чужеродного русскому менталитету. Но что поделать, если процесс неуклонного повышения цены человеческой жизни, определивший эволюцию западного мироощущения, захватил лишь самый краешек отечественной общественной мысли и всего процентов 8-10 населения? Если, к примеру, количество реальных жертв войны, названной Великой и Отечественной (!), начиная с 1945 года и до настоящего времени, точно не определено и всегда корректируется радикальным образом в сторону увеличения.

Что уж говорить о жертвах геноцида собственного народа, пришедшегося на первые десятилетия советского периода? Тут насчитать миллионом больше или меньше — никогда не было большим грехом.

Так что заряженное ружьё всегда стоит если не на авансцене, то уж точно в каком-то из углов нашей родной исторической реальности. И обязательно рядом с комплектом садовых граблей, бег по которым стал национальным видом российского бытия.

Понятно, что, как и всякая аналогия, эта страдает неточностью: на подмостках выстрел гремит, как правило, в последнем акте, знаменуя собой высшую точку эмоциональной разрядки. Взрыв же реальной ракеты класса «воздух-воздух», прервавшей полёт российского бомбардировщика Су-24 и жизнь как минимум одного из его пилотов, становится всего лишь очередным поворотом непредсказуемого развития сюжета этой войны — бессмысленной и беспощадной.

Не хочется о страшном, но как тут не споткнуться о главный дискурс последнего времени, связанный с возможностью провоцирования глобального военного конфликта малозначительным, на первый взгляд, эпизодом тактического столкновения сторон?

Да, я о том самом радиоактивном пепле, о котором так зловеще и красочно любят порассуждать в нашем телевизоре.

Давайте оставим разбор конкретных деталей случившегося специалистам, не станем сейчас, как это было в случае с малайзийским «Боингом» в Донбассе, обсуждать со своих кочек тактико-технические характеристики самолётов, ракет, их запутанную диспозицию, фигуры пилотажа. Важно иное: как понять и объяснить феномен постоянного смещения в головах большинства зрителей и участников зловещей исторической драмы моральных критериев, рокировки казалось бы давно и строго отрефлексированных европейским сознанием полюсов добра и зла до их почти диаметральной противоположности?