Участники арт-группировки «ЗИП» рассказали «Югополису» о новом типе взаимоотношений в художественной среде.

10 сентября был объявлен лонг-лист премии Кандинского. Пока Москва заходится в очередном скандале, Краснодар может мирно радоваться: в списке претендентов на премию «Молодой художник. Проект года» — арт-группировка «ЗИП», которая была выдвинута Московским музеем современного искусства. Выставка номинантов пройдет с 26 октября по 16 декабря в бывшем кинотеатре «Ударник». А пока «ЗИП» открывает очередной сезон в Краснодаре выставкой «Этот Цех борется за звание образцового» в своем новом пространстве на Рашпилевской и Буденного, в бывшем цехе типографии «Советская Кубань».

За неделю до вернисажа Елена Голубцова расспросила Евгения Римкевича и братьев Субботиных о том, что такое Цех, как они провели лето и что значит быть художником сегодня.  

— Что значит — в реальном общественном пространстве? Вы же готовите экспозицию во вполне традиционном выставочном формате и пространстве.

Василий Субботин: — Это уже отчет. Основная работа велась в полях, причем в отдельных случаях — буквально. На выставке представлен ее результат, общее видение ситуации. Здесь нет отдельных работ конкретных участников — это цельное неделимое высказывание Цеха.

Степан Субботин: — Изначально была одна цель — выйти в реальность из нашей маленькой каморки на ЗИПе, может, даже перестать быть художниками, стать частью живых социальных процессов. Где-то это получилось, где-то не получилось, где-то получилось совсем другое. Но в целом выставка рассказывает не только об акциях и проектах Цеха, но и о самом Цехе как явлении, сформировавшемся на базе КИСИ, но разросшемся новыми участниками и смыслами.

— Понимаю, что опять двадцать пять, но что такое КИСИ?

Степан Субботин: — Краснодарский институт современного искусства. Самопровозглашенный, естественно.

Евгений Римкевич: — Никак не оформленный, не задокументированный. Просто мы его так назвали.

Степан Субботин: — В рамках КИСИ мы весь прошлый сезон читали лекции по искусству — раз-два в неделю. Приходили когда 15, когда 30 человек.

— Художники?

Степан Субботин: — Нет, в том-то и дело. И художники, конечно, но были и дизайнеры,  архитекторы, и вообще люди, далекие от визуальной сферы. Если считать маркером художника наличие художественного образования, то оно сейчас не настолько важно. Наоборот, появляется новый тип художника — в Краснодаре это особенно заметно, — который вообще никак не связан ни с академической школой, ни с какими-то еще институциями. Этим он интересен и важен сегодня.

— Кто и о чем читал лекции в КИСИ?

Степан Субботин: — В КИСИ, как и в Цехе, — полное равноправие: каждый мог читать свои доклады. Конечно, выбиралась определенная тема, но по ней мог выступить каждый, показать своих любимых художников. Из первого набора сейчас осталось человек пять — это много, я считаю. Все они участвуют в работе Цеха.

— В этом году образовательная программа в КИСИ продолжится?

Евгений Римкевич: — Конечно, и мы ее начнем очень активно как раз в рамках выставки «Этот Цех борется за звание образцового». Она будет открыта месяц — и весь месяц по два-три раза в неделю мы будем проводить открытые дискуссии, обсуждать вместе со зрителями (то есть со всеми желающими) те вопросы, которые нас волновали во время подготовки, будем готовить доклады на такие темы, как проблемы низовой самоорганизации, объединение художников и нехудожников, влияние художественных акций на социально-политическую ситуацию и другие. (График работы дискуссионной площадки будет опубликован в группах КИСИ и пространства «Типография» на Facebook и «ВКонтакте» — прим. Е. Г.)

Степан Субботин: — Нам важно, чтобы выставка стала таким же живым явлением, как сам Цех, чтобы в него пришло еще больше людей, чтобы они привносили свои идеи, да и у нас еще много идей и проблем, которые нужно обсудить, и нам интересны разные мнения. Цех — это свободное живое объединение, в этой группе может быть и сто человек, и пока идет выставка, ее численность будет, я думаю, расти.

— Говоришь, сто человек, а объекты, я смотрю, вы колотите впятером. В этой связи вопрос: можно ли считать эксперимент по созданию Цеха успешным?

Степан Субботин: — Эксперимент в любом случае удался, потому что для Цеха самое главное — не материальное производство работы, а именно дискуссия, вовлечение в этот процесс людей, а сама выставка просто создает ситуацию для дальнейшей дискуссии и как бы отчитывается о состоявшейся. На собрания приходили такие разные люди, как Игорь Харченко, Женя Титов, Дима Парий. Для участия в Цехе не обязательно что-то делать, основная форма участия — высказать мнение. Из полифонии этих мнений мы уже рабочей группой в 6-8 человек извлекали идею для конкретных проектов и реализовывали их.

— Это же важно и здорово, что…

Степан Субботин: — Последовательно любят? (Всеобщий смех).

— Что динамика положительная. И, насколько я знаю, вы получили несколько предложений по итогам этой биеннале.

Василий Субботин: — Мы не любим говорить о наших результатах. Скажут, что понтуемся. Да и не результаты важны. Но могу сказать, что после этой биеннале предложений было гораздо больше, чем после первой.

— Хорошо, расскажите тогда об арт-даче. Вы заспамили приглашениями полгорода, но, мне кажется, мало кто понял, что это вообще такое и что там происходит.

Степан Субботин: — Первоначально это был совершенно пустой дом в поселке Пятихатки возле Анапы. Мы решили, что, раз есть такое место возле моря, почему бы не сделать там базу для художников? 

Евгений Римкевич: — Сначала это была не арт-резиденция, а школа выживания.

Степан Субботин: — Параллельно выживанию и обживанию мы исследовали местность. Вася, например, нашел песчаный карьер. Теперь это галерея «Яма», мы уже третий год делаем там выставки. 

Василий Субботин: — Нашли заброшенную школу — двухэтажное огромное здание, полностью пустое, с выбитыми стеклами и множеством прекрасных граффити на стенах — наследство школьников, что-то выцарапано, что-то краской нарисовано. Мы вписали эти граффити в контекст истории искусства XX века. Была надпись: «Кто это написал, тот не прав». Мы подписали — «Юрий Альберт». Или список: «вова петя тварь». Продолжили: «Херст».

Степан Субботин: — Концептуалистский порыв.

— Но эти проекты, которые осуществляются на арт-даче, не адресованы зрителю?

Василий Субботин: — Ну там же живут люди — они и есть зрители. Причем они не только смотрят, но и взаимодействуют с работами. Например, в этом году мы установили на вершине кургана объект «Товарищи, объединяйтесь», и кто-то из местных жителей дописал на нем: «Был бы лидер». А уже документацию этих акций можно показать кому угодно и за пределами Пятихаток и даже собрать из них выставку — часть готовящейся экспозиции как раз посвящена арт-резиденции.

— Вы принимали в арт-резиденции австрийскую художницу Габриэль Эдльбауэр, устраивали ее выставку в конце июля. Как вы ее нашли?

Степан Субботин: — КИСИ налаживает контакты с институциями в российских регионах, странах СНГ и Европе. Точнее, обычно мы просто находили какого-то художника, а потом сами искали средства, чтобы его сюда привезти. Обмен между институциями был успешно осуществлен впервые: в рамках программы Black Sea Calling, учрежденной австрийской институцией Rotor, сначала Вася ездил в Вену, а потом мы принимали Габриэль. 

— Слушайте, я только сейчас поняла, что вы вот этими руками привезли актуальное европейское искусство в Краснодар. Это же очень круто.

Степан Субботин: — Ну да. И никто этого не заметил практически. А это была очень важная выставка для нашей художественной среды — это то, что сейчас действительно актуально. Не просто Джеф Кунс, а то, чем занимаются в Европе молодые художники прямо сейчас.

— Как отреагировал зритель?

Евгений Римкевич: — Зритель был шокирован. Каждый в Краснодаре, кто хоть как-то разбирается в современном искусстве, пытается в нем искать какие-то смыслы, идеи. Когда мы открываем выставку, мы обязательно рассказываем о каждой работе, потому что знаем, как это важно именно здесь. Но вообще-то этого можно и не делать, и в нормальной ситуации так не делается. Габи представила свои работы, которые она делает естественно, не думая, что ей придется потом долго и нудно рассказывать нашим телевизионщикам о том, зачем она это сделала. Она работает в своей сфере, работает с металлом так, как раньше кистью и красками. И она не должна рассказывать, как и зачем она это делает.

Степан Субботин: — С другой стороны, если люди задают вопросы и пытаются разобраться, значит, выставка работает. Почему это была революционная для Краснодара выставка? Потому что был представлен по-настоящему новый для зрителя язык. Нормально, что он непонятен.

— Людей же непонятность  раздражает. Всегда проще обругать непонятное, чем подумать и понять. Зачем люди вообще на выставки ходят — образовываться или развлекаться? 

Евгений Римкевич: — В Европе музеи и галереи — такая же сфера развлечений, как кинотеатры или торговые центры. Просто это развлечение другого рода.

Василий Субботин: — У нас нет этой сферы — это и хорошо. Потому что ситуация, когда художник находится в рамках рынка, развлекательной сферы,  в принципе ненормальная. У нас ситуация другая: в России художник может делать что угодно.

Степан Субботин: — Здесь художник — маргинал, который создает новые ситуации. И это круто. А к нам на выставки нормальные зрители приходят — хорошие, умные люди. Но они все равно не готовы: мы (Краснодар — прим. Е. Г.) же выпали из истории искусства, для нас это все суперавангардно. А все новое вызывает большие вопросы, иногда негатив. Так что надо работать со зрителем, просвещать его и все такое.

Василий Субботин: — А может, и не надо… Просто делать свои проекты.

— Кстати, о проектах. Вот у вас тут шуруповерт, рубанок, деревяшки всякие, вы колотите разные штуковины. Почему вы художники, а не строители, допустим? Что делает человека художником сегодня?

Евгений Римкевич: — Потому что мы колотим не просто так, а выражая определенное свое видение. Мы колотим не утилитарный предмет, а некую историю, ситуацию.

Степан Субботин: — Мы как раз строители. Сейчас основная задача — не свержение политического строя, а создание нового социального пространства в России. Художник — тоже строитель этого пространства, может быть, даже самый активный. Нельзя сейчас замыкаться в своих галерейных или чисто формальных художественных делах.

— Ты хочешь сказать, что актуальное искусство не может не быть политическим?

Степан Субботин: — Искусство может быть каким угодно — кто как чувствует. Мы часть социума и конкретно мы не можем сидеть в студии, придумывая картины и размышляя о своем внутреннем мире. У нас есть потребность в постоянной социальной работе. 

Евгений Римкевич: — Художник как особенный персонаж, занимающийся творчеством, — это пройденный этап, отживший образ. Сегодня художник — это часть социума, он должен с этим социумом взаимодействовать.

Василий Субботин: — И не стоит забывать, что художник — такой же человек, как и все. Он не отличается от дворника или бизнесмена. Каждый может быть художником.

— На том и порешим. Напоследок — мой любимый вопрос: почему вы не уезжаете из Краснодара, при том что все отмечают ваш далеко не провинциальный уровень? Не боитесь свариться в собственном соку? 

Степан Субботин: — На этот вопрос у нас есть любимый ответ. Джозеф Кошут, если я ничего не путаю, еще в 70-х сделал проект «15 и 1 открытие» — его выставка открылась в 15-ти местах по всему миру одновременно. Это говорит о том, что сегодня искусство можно делать где угодно. Раньше фермер работал на земле и дальше своего забора не видел, сейчас он может через спутник выйти в интернет и оказаться где угодно.

Сейчас неважно, где делать искусство. А регионы, провинция гораздо интереснее столицы в том плане, что здесь есть реальная потребность в искусстве, здесь у нас больше единомышленников, больше открытых людей, не преследующих корыстные цели, а искренне стремящихся что-то изменить, улучшить. Сколько людей пришло к нам в Цех — и еще придут. Зачем уезжать из Краснодара, когда тут такая движуха?