Режиссер Александр Огарев рассказал «Югополису» о причинах конфликтов с руководством Краснодарского драмтеатра и театральными критиками, о приглашении возглавить Таганку и о том, собирается ли он навсегда уезжать из Краснодара.

Если раньше я пытался  сгладить острые углы, найти компромиссы, ведь я по сути не конфликтный, достаточно мягкий человек, то теперь стало ясно — ситуация сама по себе не разрешится. Так появилось обращение в  Фейсбуке.

— Какая последовала реакция?

— Со стороны администрации театра – никакой. Меня поддержала московская общественность, столичная критика, появились публикации в театральной прессе. 

— Но ведь с вами подписан контракт?

— Да, до 15 августа этого года. За полтора года я поставил в Краснодаре 5 спектаклей, 3 на большой сцене – «Гамлет», «Панночка», «Кошка на раскаленной крыше» и еще 2 в камерном зале — это проект «Дабл Пулинович», состоящий из двух спектаклей – «Жанна» и «Как я стал».

Я не уверен, что контракт со мной будет продлен. Мне нравится в Краснодаре, у меня много планов, но они рушатся на глазах. Мы долго добивались реализации здесь культпроекта «Прямая речь» Елены Ковальской, это очень интересная идея документального театра. Но  Ковальская отказалась, глядя на краснодарскую атмосферу, на околотеатральные распри. Под вопросом проведение лаборатории Олега Лоевского — его творческие опыты «на ура» прошли в нашем театре в прошлом году и были восторженно приняты публикой. Сейчас от меня уже ничего не зависит.

— Параллельно с Краснодаром вы ставите спектакль в Театре на Таганке. О чем он?

— Валерий Золотухин предложил мне для постановки очень жесткую пьесу польского драматурга Тадеуша Слободзянека  «Наш класс». Она посвящена польской истории с 1925 по 2001 годы, лейтмотивом проходит мысль о том, как могут ненавидеть друг друга люди, некогда бывшие друзьями. Тема народной совести очень резонансна сейчас в современной России.

Сдача спектакля запланирована на начало октября этого года. Репетируем с московскими актерами с прошлого декабря, но урывками – следующий раз я встречусь с таганской труппой в мае. Это первый мой опыт работы в Театре на Таганке.

— Правда, что  вас приглашают на место тяжело заболевшего и покинувшего пост худрука Театра на Таганке Валерия Золотухина?

— Это инициатива актеров, которые задействованы в постановке. Я благодарен им за доверие. Но мне кажется, что я –  не та фигура, которая разберется с ситуацией в этом театре, со всеми ее хитросплетениями. Таганка – очень сложный театр,  даже сложнее, чем Краснодарский драматический.

— У вас не сложились отношения практически со всеми краснодарскими театральными  критиками. Почему?

— Увы, это обычная тенденция для провинциальных городов. Так нападали на Евгения Марчелли в Омске, Калининграде, а теперь и в Ярославле, непростые отношения с критиками и у Владимира Петрова в Воронеже. Подобных примеров масса. Но в Москве критики не ходят в театры, которые не любят, в провинции же наоборот – они рвутся на спектакли ненавистных им режиссеров, чтобы смешать их в своих рецензиях с грязью, приручить, осадить, научить ставить спектакли на нужный им лад.

Все претензии краснодарских критиков ко мне сводятся к одному: почему я не ставлю спектакли так, как нравится им. Как ставит, к примеру, Малеванная. Но почему я должен работать в том же ключе, что и Лариса Ивановна? У нас разные стили, и это прекрасно – театр должен быть разным, а не сделанным под копирку.

Проблема с критиками началась у меня сразу же после сдачи «Гамлета». Председатель местного отделения СТД Станислав Гронский собрал меня и немногочисленных критиков города за одним столом, чтобы мы попытались найти общий язык. Попытка, увы, не удалась.

Мы разной театральной группы крови со здешним кружком блюстителей художественности. Они считают мою кровь испорченной, а для меня их рассуждения о плохом и хорошем сомнительны.

— Вы не считаете своей ошибкой, что в какой-то момент начали отвечать критикам, спорить с ними?

— Это произошло, когда один из них начал оскорблять мою жену. Как мужчина я был вынужден ему ответить. В письменной форме.

— То есть упрек, что вы отдаете своей жене, Екатерине Крыжановской, все главные роли  в постановках, беспочвенен?

— Давайте посмотрим. Офелия, которую играет Крыжановская в «Гамлете», – главная роль? Я так не считаю. Да, она ключевая, но на сцене в спектакле Офелия появляется всего несколько раз. Хвыська в «Панночке» — главная роль? Нет, там есть Хома Брут.

Игровые правила, которые  я предлагаю актерам, непросты, я должен иметь на сцене человека, через которого смогу доходчиво показывать, чего я хочу. У Марка Захарова дочь играет в его же театре. Его хоть кто-то упрекает в семейственности?

Это нормальный творческий тандем. У моей жены действительно есть главная роль в поставленном мною спектакле – «Кошке на раскаленной крыше». Что касается проекта «Дабл Пулинович» — в «Жанне» она не занята, во втором спектакле у нее 2 развернутых эпизода.

— Все началось с полемики на сайте театра, а закончилось тем, что вы стали у двери и не пустили критиков на прогон «Дабл Пулинович».

— Я отвечал уже на подобные упреки, скажу еще раз: это моя позиция. Известный польский режиссер Тадеуш Кантор  тоже стоял в дверях и сам решал, кого пускать на прогон спектакля, а кого нет. Он отсеивал публику, рассаживал зрителей, кого-то просил переодеться, снять яркий свитер. Во многих театрах есть такая практика. Режиссер никогда не пригласит на прогон тех людей, которые заведомо настроены облить его грязью.

Местные критики судят меня по выгодным им законам. Одна критикесса, к примеру, пишет: "Не вижу правды характера в таком-то персонаже". Правда есть, но она другая. Нельзя импрессионистов судить по тем же правилам, по которым мы разбираем картины Репина. В одном случае обрисовка психологических ситуаций, в другом — поэзия цвета, атмосферы, настроения.

— Есть мнение, основанное на реалиях современной российской экономики, что театр должен самостоятельно зарабатывать  деньги, заниматься тем, что по душе обывателю, воспитанному на сомнительных телесериалах и ток-шоу Андрея и Геннадия  Малаховых. 

— Мне кажется, что мои спектакли достаточно зрелищны, чтобы привлечь зрителей. Разбор текста — это то, чему я уделяю основное внимание. К этому меня приучил мой учитель Анатолий Васильев.

Кризис в краснодарском театре начался еще до меня. Я стал, увы, не первым режиссером, приехавшим сюда и столкнувшимся с непониманием директора. Жаль. Я – не воин, и найти компромисс не получается.

В марте я собирался приступать к репетициям нового спектакля. Пьеса была выбрана и согласована с директором — это ирландская комедия «Твой дом – мой дом». Премьера была намечена на 16 мая. Но выяснилось, что слишком сжаты сроки для изготовления декораций, премьеру перенесли на осень. А затем я узнал, что в апреле приезжает режиссер Гришпун, и декорации для его спектакля все-таки сделают за месяц.

При этом никого не смущает уже достигнутая договоренность с питерским режиссером Василием Сениным: именно он был приглашен в Краснодар ставить шекспировскую «Двенадцатую ночь». Очень обидно, что планы сорвутся, репетировать 2 спектакля одновременно вряд ли удастся.

Что до меня, я воспринимаю происходящее в театре как прозу жизни. Воевать не хочу. Мне жаль расставаться с труппой, но если так случится, ничего не поделаешь.