— Александр Алексеевич, когда было легче творить – при советской власти или при нынешнем курсе «партии и правительства»?

— Трудно было всегда. Люди, которые сейчас занимают чиновничьи кабинеты, отличаются от советских номенклатурщиков – у них нет должного уважения к мастеру. Художникам, творцам власть всегда стремилась указать направление, в котором нужно стремиться к светлому будущему. Но при социализме творцов уважали. Сейчас – нет. Мир перевернулся – на первое место вышли деньги. Кто богат, тот полагает, что правит бал и диктует условия. Человек, который рисует, сочиняет, ваяет по указке, - не творец, он – халтурщик.

— Вы были обласканы советской властью?

— Нет. Конфликтов с ней не было, но мне всего в жизни пришлось хлебнуть сполна, добиваться успеха, положения в обществе приходилось с нуля. Но когда чиновники знакомились с моими работами, видели уровень мастерства, я чувствовал уважение с их стороны. Проблемы были, конечно, - идеологического толка. Но я, как человек, который умеет говорить на языке пластики, справлялся.

Я в Краснодаре живу с 1964 года, школу закончил во Владикавказе, тогда этот город назывался Орджоникидзе. Мои родители-геологи вышли на пенсию и переехали на Кубань. Здесь я три года отучился на худграфе, потом поступил в Московский художественный институт имени Сурикова, закончил его с отличием. Отслужил в армии и вернулся в Краснодар. А потом всю жизнь работал в одном месте – художественном комбинате на ул. Северной, 510.

Проблем с работой не было. В течение года нужно было создать определенное количество произведений на определенную сумму (это называлось плановое хозяйство). Заказов было много, работы хватало всем.

— Но была же разнарядка, например, по партийным вождям?

— У меня – нет. Я начал карьеру с того, что сделал рельефы на втором этаже Дома книги. Этот проект в 1977 году был признан лучшей работой в РСФСР по Художественному фонду, я получил за него свою первую премию, и горжусь этим.

— То есть в вашей жизни не было ни одной скульптуры Ленина?

— Ни разу я Ленина не вылепил! Один раз хотел. Владимир Ильич мне был интересен в его последние годы жизни, когда он уже понимал, что все в России получилось не так, как мечталось, это понимание, общая надломленность читалось в его лице. Памятник заказывали для Армавира. Я сделал эскиз, мне его вернули, я тут же его и разбил.

А вот коммунистом я успел побывать – вступил в партию в конце восьмидесятых, когда все уже из нее выходили. Я всегда считал, что смогу повлиять на решения партгруппы, чтобы направить коллег в истинное творчество. Но через пару лет все закончилось само собой – КПСС не стало.

Вы про Ленина зачем меня спрашиваете? Подловить хотите на услужливости власти? Ленина тогда лепили много, хорошего и разного. В Краснодаре есть удивительный памятник Ленину в Вишняковском сквере, он выполнен в духе конструктивизма. Этот памятник - определенный этап в развитии монументального творчества на Кубани, жаль, что сейчас он находится в таком ужасающем состоянии.

Ленин раньше для скульпторов был кормильцем, чего уж там. Вылепить дядю Васю стоило, например, рублей 500, а за Ленина платили больше двух тысяч – по тем временем огромные деньги. И всю разнарядку по Ленину брали на себя старшие товарищи. К моему облегчению.

Я отказывался в свое время лепить и Брежнева, полагая, что это конъюнктура чистой воды. Но когда лет десять назад мне Фелицынский музей заказал Леонида Ильича для экспозиции по Великой Отечественной войне, взялся за работу с удовольствием. Я перечитал много литературы, понял, что Брежнев - выдающаяся историческая личность, посмотрел на него другими глазами.

— Почему закрылся Краснодарский художественный комбинат, ведь после этого десятки художников остались не у дел?

— Потому что несколько лет назад некоторые художники посчитали, что они столь же прекрасно разбираются в юриспруденции, как и в искусстве. В коллективе начался раздрай, а в это время в здание хамски вцепились безнравственные люди и элементарно украли у художников их базу. Без рабочей крыши над головой осталось около 200 творцов. Теперь в этом здании — нетрудно догадаться — расположен ресторан, а также помещения, которые сдаются в аренду. Художники разбрелись, кто куда, часть из них сейчас ведет маргинальный образ жизни, люди спиваются, потеряв опору, смысл, поддержку, - это очень печально.

Молодым художникам сегодня несколько проще, они более практичны, умеют работать по другим правилам, общаться с галеристами, продвигать свои работы. А те, кто постарше, им совсем худо — нужно учиться обращаться с интернетом, возить свои работы на показы. Приноровиться к новым условиям удалось немногим. Остальные, увы, оказались не у дел.

— Вы при прежнем губернаторе попали в опалу. Как так получилось?

— Не сразу это произошло, проблемы начались уже после того, как я сделал два важных для меня памятника - казака на коне (работа называется «Казакам – основателям Кубани и кубанских станиц») и Екатерину Великую. А потом Александр Ткачев окружил себя людьми, которые ничего не понимали в искусстве, не отличались вкусом, не было у них базового образования. Начались дрязги финансового толка, скандалы, уголовные дела. Тогдашний вице-губернатор Галина Золина мне в открытую сказала: ты больше здесь ни одного памятника не сделаешь. Меня перестали допускать к работе для края, я стал делать работы для других регионов.

У меня были нормальные, рабочие отношения с губернатором Ткачевым, пока он не окружил себя, увы, невежественными людьми и не стал прислушиваться исключительно к их мнению.

Расскажу вам историю, она произошла не в нашем регионе, но очень показательна. Я делал скульптуру Высоцкого, чтобы установить ее на набережной — не буду называть город. Работу принимал вице-губернатор того региона. И вот он мне говорит: не могли бы вы оставить мне проект, я покажу жене. Я спрашиваю: она искусствовед? А он мне: нет, жена – домохозяйка, но она два раза в Париже была, в искусстве разбирается. Вот вам и весь культурный багаж.

Все претензии ко мне со стороны Золиной были предвзяты. Моя совесть чиста – и перед бюджетом, и перед Екатериной Великой.

— Ведь именно Екатерина Вторая стала главной работой вашей жизни?

— Да. В 1976 году, вскоре после окончательного переезда в Краснодар, я познакомился и подружился с покойным ныне краеведом Виталием Бардадымом. Это был удивительный человек, это ангел нашего города. Он знал все о Екатеринодаре – с ним невозможно было ходить по улицам быстрым шагом, он возле каждого дома в старом центре мог читать часовую лекцию: кто здесь жил, работал. Я слушал его и чувствовал, как бегут мурашки по коже. И он мне сказал: именно ты будешь восстанавливать доброе имя Екатерины. Представляете? – на дворе советская власть, торжество идей социализма, а он мне приносил чудом сохраненные фотографии, рассказывал историю создания памятника.

Екатерина – самое главное в моей жизни. Я же увеличил этот памятник по высоте на четыре метра, представляете себе, какая дерзость с моей стороны. Я вытянул все вверх – от постамента до фигур. Никто ничего не заметил. Разглядели только профессионалы, когда памятник уже был установлен. Это мой самый смелый шаг в жизни. Риск, оправдавший себя. Я не только высоту поднял, еще поменял пушки, орнаменты, изменил образ Потемкина, сменил во время работы три команды, заработал себе инфаркт.

— Я знаю, что вы в свое время поддерживали идею возвращения Краснодару исторического имени — Екатеринодар.

— Да, это было бы справедливо. Помните, какая волна была? Но горожане в большинстве своем не поддержали. Во-первых, было недоверие к власти: все посчитали, что чиновники в очередной раз разворуют выделенные на эту процедуру деньги. Второе, выросло поколение, для которого именно Краснодар стал родным: они родились здесь и вырастили в городе с таким названием своих детей, они не хотят другого. Я говорил им, вдумайтесь: человека, допустим, мама с папой назвали Семен, пришли вооруженные захватчики, родителей расстреляли, человека сдали в детдом и поменяли имя, а он вырос и думает - а зачем менять обратно, мне и так хорошо.

Иногда люди не хотят думать, учиться, страдать, осознавать -ведь просто счастливым быть куда легче, без высоких планок, без нравственных страданий, понимания прошлого.

— Мне кажется, или вы действительно все свои обиды на власть выместили в скульптуре «Чиновница», которая 5 лет назад со скандалом была снята с выставки в Сочи?

— Чиновница с поросячьим пятачком – это не месть, а собирательный образ. Она отлита из бронзы, и сейчас занимает свое почетное место у меня дома. Когда я ее сделал, то все, не сговариваясь, увидели сходство с одной всем известной дамой из высшего эшелона краевой власти. Я особенно эту версию не опровергал, но подчеркивал, что моя «Чиновница» — собирательный образ современной номеклатурщицы.

Самое смешное, что в моей свинье себя узнали три женщины — все из ЮФО: одна дама из Ставрополя, другая — из Нальчика и третья — наша, кубанская. Все три мне начали предъявлять претензии: зачем ты меня слепил? Тут заметим, что, как на подбор, все они были одинаковой фактуры, такие, знаете ли, корпулентные, и вели себя примерно одинаково - никаких сомнений в своем праве управлять миром и его окрестностями.

На выставке в Сочи, когда «Чиновницу» пришлось убирать из экспозиции, журналисты, конечно, скандал раздули. Из-за этого выставка привлекла внимание. Больше я свою «Чиновницу» не выставлял нигде.

— Александр Алексеевич, вы живете в старом центре. С каким настроением гуляете по современному Краснодару, где монстры из стекла и бетона выдавливают с улиц старинные особнячки?

— Ну, позитивное я тоже наблюдаю: например, таблички с двойными названиями улиц – дореволюционным и современным. Восстановленные в стиле позапрошлого века дома. Перед теми, кто это делает, я снимаю шляпу. А так, если в целом, сейчас в современной архитектуре, как и в жизни вообще, появилось много торопливости, небрежности, неряшливости.

Я хорошо понял, чем чревата торопливость еще при восстановлении обелиска в честь 200-летия Кубанского казачьего войска возле Интуриста — при всей простоте там оказалась такая сложная архитектурная пластика. Я с таким наслаждением, кропотливо, словно разгадывая сложнейший кроссворд, занимался этим памятником, используя опыт и наработки за много лет, перерыв архивы и изучая документы, несколько раз мотался в Питер, влез в запасники Русского музея.

Когда я вижу старинные особняки, в которых выламывают часть фасада, чтобы открыть очередной кабак, понимаю — это беда.

Недалеко от моего дома, на улице Короткой, которая сегодня носит имя губернатора Кондратенко, в жутчайшем состоянии стоит дом архитектора Косякина, человека, который очень много сделал для нашего города. И что? – здание выкуплено в частную собственность, его нынешнему хозяину дела нет до прежнего. Наверное, восстанавливать здание ему невыгодно. Сейчас же все упирается в материальный вопрос. Люди стали заложниками денег : вместо того, чтобы их использовать, они начали им служить. И этот вопрос — быть ли хозяином деньгам или их слугой, - это и нравственная, и личностная дилемма, рано или поздно каждый с ней сталкивается.

— Ну, сначала позитивная идея должна появиться в обществе, чтобы взять на нее курс.

— Идея есть – возрождение духовности. У нас замечательная страна, в которой жили великие люди, о них надо вспомнить. Эти люди являются маяками. Но о них сейчас почти не говорят.

Если появятся ориентиры, молодежь начнет к ним стремиться. Вот мой младший сын, 25 лет ему, любит порассуждать на тему, что деньги - самый мощный рычаг. Я-то нахожу, что ему сказать, как возразить, но понимаю, что он же просто излагает мысли, которыми дышит его поколение. Развитие культа потребления приведет к тому, что общество, ставящее во главу угла деньги, просто сожрет себя с потрохами.

— Сегодня в городе появилось много новых скульптур: кошелек, возле которого все фотографируются в тщетной надежде разбогатеть, собачки с вытертыми до блеска носами, гость с чемоданам у «Макдоналдса», Шурик с Лидочкой. Новая городская скульптура привлекает вас?

— Нет, я смотрю на ее образцы на краснодарских улицах и вижу, что все эти фигуры – отражение новой роли скульптуры в общественном восприятии. Что такое памятник кошельку? — я полагаю, что растиражированная копия, а не единичный заказ. Кто-то просчитал, что его около банка выгодно поставить, привлечь внимание клиентов. Собачки – разве там их место? Это что, символ Краснодара? Я не против декоративной скульптуры и с удовольствием делаю работы такого рода. Можете сходить к ресторану «СтанЪ» и посмотреть.

«Казаки пишут письмо…» на углу Красной и Горького… Гениальный Репин в свое время написал шедевр, трудился над своей картиной почти 13 лет. А у нас что мы видим? Получили то, что получили. Конечно, люди с удовольствием фотографируются, держатся за кружки – но при чем здесь казаки и великий Репин?

Дальше идем - Шурик и Лидочка, установленные у «политеха». Сделано добротно, вылеплено качественно. Но, назовем вещи своими именами, – это памятник двоечникам, которые за несколько часов перед экзаменом пытаются выучить пропущенные лекции. С точки зрения здравого смысла идея такого памятника не выдерживает критики: то, что смешно и трогательно в кинокомедии, иначе воспринимается в скульптуре. Спросите у студентов «политеха», знают ли они, кто такой Борис Розинг? Вот вы знаете?

Розинг — основатель политехнического университета, в тяжелые годы Гражданской войны, когда власть в городе неоднократно менялась, он выбивал финансирование для открытия вуза и у красных, и у белых. Великий Зворыкин во всех источниках упоминает Розинга как автора идеи создания телевидения. Кто о нем сейчас знает в Краснодаре? Вот кому надо было ставить памятник у «политеха»!

— Но вместо Розинга там появился Ломоносов?

— Да уж. Этот памятник – подарок вузу. Из серии: дареному коню пломбы не пересчитывают. Это плохие подарки, такие нельзя делать. Но мы имеем то, что есть: памятника Розингу нет, а плохой Ломоносов стоит.

— Памятник Ломоносову был установлен в рамках проекта «Аллея российской славы». Многие критикуют и проект, и вас лично за штамповку героических личностей? Разве это искусство?

— Это прекрасный проект, который придумал предприниматель из Кропоткина Михаил Сердюков. Я познакомился с ним в Ростове, в 2007 году, когда в Краснодаре мне уже перекрыли практически все возможности для творчества. Я сделал для «Аллеи российской славы» около 20 работ. В том числе почти всех русских царей из рода Романовых, кроме Петра Первого. Николай I, Павел I, Екатерина II, Александр II, Николай II, Великий князь Михаил Николаевич-старший – это те люди, которых не хватает современному обществу. Герои «Аллеи российской славы» — цари, офицеры, ученые, врачи, те, кто работал во славу России, не щадя себя. Героический портрет – это очень сложная тема, которую я стараюсь решать максимально разнообразно. О какой штамповке можно говорить?

Но давайте посмотрим, к чему порой приводит безграмотность заказчиков. Я сейчас имею в виду памятник святой великомученице Екатерине на перекрестке улиц Красной и Бабушкина. На чем стоит фигура Екатерины? - на расколотом колоколе. А колокол для России — сакральный символ. В скульптуре к символам нужно относиться крайне осторожно. Кому нужен символ расколотой России? На его фоне фотографируются молодожены, семьи с детьми…

Чем сильна скульптура — вокруг нее образуется аура, пояс, который оказывает магнетическое воздействие на людей. Они могут и не догадываться об этом, понимание придет позднее. Почему люди в Питере выстраиваются в километровые очереди в Эрмитаж, какая бы эпоха ни была на дворе. Оттого что в Эрмитаже собраны шедевры – вечные, и потому современные.

— То есть получается, что вы приверженец классики, с неодобрением оценивающий новые формы?

— Я консерватор, но не ретроград. Я за поиск вечного в современном искусстве, за поиск форм. Сейчас очень сложный момент развития искусства, во всем мире идет упадок. Мы держимся двумя руками за нашу академическую художественную школу.

Скульптура вообще — штучный товар, учатся здесь руками — мастер передает свои навыки ученику. Точно так же и в живописи, как это было во времена Репина, Тициана, Веласкеса, Рафаэля. Когда профессиональные связки уходят — получаются такие убогие поделки, как памятник гостю на Северной. Схематичность, суетливость, недоделанность – вот что во многом характеризует «современное искусство».

— Вы были когда-нибудь в Типографии?

— Был пару раз. На выставке, которую делали ребята Recycle. Я знаком с Андреем, Георгием, дружу с их родителями. Но их творчество — я не думаю, что это искусство. Мне не интересно.

— Но проекты Recycle получили признание во всем мире.

— Это дань моде, эксперименты. Я смотрю, что эти ребята делают, когда экспериментируют со скульптурой, — нет, увы, не искусство, здесь меня обмануть невозможно. Им не хватает ремесла, пластики. То, что они представляют на публику, это модно и, увы, востребовано. Не зря же они получили премию Кандинского. Справедливости ради, я должен сказать, что с пространством ребята работать умеют. Тут они профи.

— Марат Гельман несколько лет назад пытался открыть в Краснодаре Центр современного искусства…

— Я считаю, что Гельман — это крайне непорядочный человек. Его проекты — это антиискусство. Так что и хорошо, что не получилось. Искусство— это то, что трогает людей. Древние греки, Веласкес, Рембрандт — для меня это очень сложное и прекрасное современное искусство.

Сегодня многие путают современное искусство с дизайном, подменяют понятия. Что такое скульптура? — это трехмерная форма, организующая и гармонизирующая пространство. Вот поставили сюда стакан, он это место организовал. Под эту формулировку можно подогнать все, что угодно, любую дизайнерскую вещь. Но дизайнерская вещь изначально тиражна. А произведение искусства всегда уникально. Я смотрю на солонку Франциска I работы Бенвенуто Челлини и не могу отвести глаз. Вспоминаю свою любимую девушку, первый поцелуй, думаю о смерти — это и есть то настоящее, ради чего творит художник.

Я полагаю, что в современном искусстве должен появиться Супермастер, Суперличность, который сумеет объединить находки двадцатого и двадцать первого веков. Новый Микеланджело или Леонардо, новый титан. Он отметет суету, впитает ценное. Я смотрю на молодых художников – пока не вижу ничего серьезного.

— У вас есть ученики? Кому вы передаете свои знания?

— Я преподавал в ИНЭПе на факультете дизайна, а сейчас собираюсь открывать отделение скульптуры в институте культуры: в следующем году, в этом — подготовительные курсы.

Вера, жена моя, вот мой главный ученик и последователь, и то у нее взгляды меняются в последнее время. Сыновья выбрали для себя другие профессии: старший преподает философию, средний – музыкант, окончил консерваторию в Москве, младший занимается дизайном.

Сейчас я очень надеюсь, что в Краснодаре, на Кубани начнутся позитивные изменения. Я по натуре оптимист, но готов ко всему, и скульптурой заниматься буду при любых условиях. Продолжается работа над проектом «Аллея российской славы», 8 августа в Переславле Залесском был открыт памятник святителю Луке Войно-Ясенецкому. Сейчас вот завершаю монументальный портрет Николая Петрусевича – это русский генерал, который служил на Кавказе в девятнадцатом веке. Установят его в Черкесске.

Есть мечты и планы. Есть желания и возможности. И есть симпатичная максима (современная): «Все будет хорошо, мы узнавали».