Журналист Андрей Лошак рассказал «Югополису» о Путине, патриотизме, либеральных ценностях и событиях на Украине.

Очень забавно, что Путину сначала не давались подобные речи, и в знаменитом обращении к Федеральному собранию он оговорился, сказав «нравственные одеяла» вместо «идеалов». Но мозговой штурм принес результат: люди сейчас гораздо меньше думают про деньги, мы ввязываемся в глобальный международный конфликт, который не сулит никому ничего хорошего, но для народа гораздо важнее экономических потерь то, что Крым теперь наш. «Слава России!» - вот главный слоган этого времени. Это новая парадигма, возникшая в обществе, является опять же проекцией умонастроений Владимира Владимировича Путина.

— Вы считаете, это он сам — или люди, которые принимают решения во власти — изменяются постоянно или, может быть, запрос населения на изменения первичен?

— Я не могу назвать это эволюцией, но человек решил: ага, значит, им не только деньги нужны, им еще что-то нужно — и противопоставил многочисленным московским протестующим массам консервативную идеологию, консервативные ценности. Мне кажется, что ценности можно распространять только личным примером, в противном случае это будут пустые слова. Но парадоксальным образом люди им верят. И у них появились «как-бы-ценности». Поскольку это придумано в администрации президента какими-то умниками, все это мне напоминает какие-то картонные декорации.

Помните, в «Приглашении на казнь» у Набокова, когда Цинциннату все надоедает, его уже вроде должны казнить, — оказывается, что это декорации, нет никакой виселицы, никаких палачей, и это все просто какой-то мусор, который вокруг был. Он разрывает эти декорации, а там оказывается реальная жизнь: дорога, поле, небо. Мне все время кажется, что мы не можем сделать этого последнего шага, а нам постоянно меняют картонные декорации.

Сейчас трудно быть человеком с независимым мнением или мнением, «отличным от». Все так выстраивается, что независимо мыслящих отторгают. Показательна история профессора МГИМО Зубова. Ладно, журналисты — они все время что-то ****** [тявкают], профессия такая. Но вот профессор, очень уважаемый студентами, у которого есть свое мнение — и он не может со своим мнением существовать в этой системе. У него должно быть общее мнение. Единомыслие — это очень страшная вещь.

Я долго занимался темой советских диссидентов. Их было человек сто на всю страну. Был еще какой-то небольшой кружок либеральной советской интеллигенции, которая поддерживала, но трусила. Я без осуждения это говорю: тогда за публичные высказывания своих убеждений сразу сажали. Эти сто человек были абсолютными донкихотами. Они понимали, что все это борьба с ветряными мельницами. Когда они выпивали, первый их тост был «выпьем за наше безнадежное дело».

Просто они по-другому не могли, были такие вот пассионарии. Люди с больной совестью, они не могли жить — приходится говорить шаблонами — по лжи. Но их было очень мало, это даже не капля в море. Сейчас мы не в таком минимальном количестве остаемся, но люди, которые не хотят синхронизировать свои мысли с главой государства, в абсолютном меньшинстве и изоляции.

— Но сейчас же не сто человек. Есть либеральные СМИ, по крайней мере, в интернете. Откуда такое ощущение одиночества?

— Это вечная драма русского либерала: он всегда в этой стране чужой. При этом я-то искренне считаю, что мое мировоззрение абсолютно нормально. Я не какой-то оголтелый, я считаю, что ельцинская социальная политика 90-х была отвратительна, что мы пережили ужасную эпоху неолиберализма. Все нужно было делать по-другому. Я вообще скорее социалист.

Но я вижу, как все примитивно делается, как манипуляционные техники задействуются, как врут — из всех пушек. Нет ни одной правдивой политической программы на телевидении. Это все чудовищная пропаганда. И это никого не парит. Наоборот, пипл хавает. Я сейчас отовсюду слышу: «Путин – настоящий пацан, как он отжал красиво. Уважаю!»

Одна из главных проблем нашей страны — свобода здесь не является ценностью. В перечне ценностей, если вы спросите любого, свобода будет вряд ли в первой десятке. Оказалось, что это никуда не ушло, было в анабиозе, но это очень легко пробудить гавканьем с трибун и бряцаньем оружия.

Меня поразили жуткие цифры опроса «Левада-центра». Вопрос был так поставлен: какой вы хотите видеть Россию — страной, которую все боятся, или страной с высоким уровнем жизни? 50 процентов не хочет высокого уровня жизни, а хочет, чтобы все ***** [боялись].

— Сама постановка вопроса не кажется вам довольно странной?

— Вопрос на самом деле типа «война или мир?» Люди выбирают войну.

Я когда-то делал фильм к 300-летию Полтавской битвы. Меня эта тема заинтересовала, потому что с одной стороны была Российская империя, с другой шведы, Запад, между ними метались украинцы во главе с гетманом Мазепой. В конце концов они, как известно, перешли на сторону шведов. В некотором смысле история показательная. Я тогда пришел к выводу, что в Полтавской битве победила IKEA. В 2008 году так и казалось — что в результате люди выбрали возможность строить себе дома, делать их более комфортными и современными. В этом смысле IKEA действительно всех победила…

Однако русский абсурд они не смогли победить. Тогда казалось, что русские выбрали пусть буржуазное, пусть мещанское, но благополучие. А вот ни фига подобного.

Я не могу ответить, что с нами не так. То ли это имперское сознание, то ли «совок» и годы рабства, но что-то, безусловно, не так. Я не понимаю, как можно между миром и войной выбирать войну. В 2014 году. Войну с реально самым близким и родственным народом — у всех наверное там есть друзья и близкие. Как? На основе чего? Они говорят про Косово. Там 10 тысяч человек погибло. Там была резня. Там были реально страшные вещи. Как бы мы ни относились к тому, что американцы перекраивают карту Европы, но там был серьезный прецедент. На основании чего мы сейчас оттяпали Крым? На основании слухов о том, что какие-то поезда с фашистами приближаются, которых никто не видел? На основании криков о том, что русский язык запретили, хотя его никто не запрещал?

Я понимаю: крымчане действительно хотят в Россию. Да, конечно, их можно понять. Но вообще существуют международные нормы, по которым происходят такие глобальные изменения государственных границ. Вот я сейчас был в Шотландии. Там проходит подготовка к официальному референдуму, который будет в сентябре: хотят шотландцы оставаться в составе Великобритании или нет. Это серьезный, многоуровневый процесс, который готовили несколько лет и в котором задействована масса международных институтов. А тут за две недели под дулами автоматов с каким-то бутафорским правительством оттяпали территорию соседнего государства. И чудовищный энтузиазм россиян по этому поводу меня по-настоящему пугает.

Так называемая национальная гордость, вопли «слава России!» - на чем они основаны? Чем мы гордимся? Мне кажется, страна в совершенно удручающем положении. Ни одну ракету не запустили за последние годы. Сколько они пытаются «Булаву» запустить? Ладно, «Булава», а спутники? 7 или 8 неудачных запусков подряд. В Советском Союзе хоть ракеты летали. Сколково стоит пустым — сколько было криков, что будут модернизировать. Слово «модернизация» просто исчезло из лексикона. Даже скрепы — тренд прошлого сезона. Теперь война и гордость.

— Война и стала этой скрепой?

— Сначала государственным трендом было православие, основанное причем не на истиных христианских ценностях – любовь, милосердие, вера в Бога, – а на противопоставлении РПЦ и либеральных ценностей. Никто не говорил про то, что Бог есть любовь, зато все кричали о наступающем евросодоме. Народ запугали этими страшными геями, атакующими с Запада наши тылы. Общаюсь в «Фейсбуке» с человеком, он пишет: «Путин — настоящий мужик». Я его спрашиваю: «В каком смысле?» — «Ну, он за семейные ценности, он нас спас от евросодома». Я говорю, какие семейные ценности, если человек развелся с женой. «Да при чем тут это — главное, что он гей-пропаганду запретил». Ну что можно ответить человеку, который убежден что гетеросексуальность – это нравственная категория? И эту разруху в головах с помощью «Фейсбука» не вычистить.

От традиционных ценностей власть перешла к «патриотизму». Оле-оле, Россия, вперед! Но параллельно происходила более страшная вещь. Людям стали внушать идею, что советская империя – это добро. Советский опыт надо уважать и чтить. Главный апологет сталинизма Проханов теперь не сходит с экранов. Кто не с нами, тот против нас. Появился новый термин - «национал-предатели». Это первый серьезный звоночек сверху: всех несогласных передушим. И в людях пробуждаются ранее дремавшие гены.

Во-первых, страх. Во-вторых, привычка думать вместе с генеральной линией партии. Так удобно и безопасно. В-третьих, и это самое страшное, – люди начинают доносить на тех, кто отказывается синхронизировать свои мысли с великим вождем и отцом народов. Сначала «стучат» из предосторожности, потом входят во вкус и продолжают уже из любви к искусству.

Я не очень силен в истории, но думаю, что когда Сталин давил троцкистскую оппозицию в конце 20-х, у него еще не было масштабного плана зачистить все вокруг. Но он почувствовал, что можно. С этими людьми — можно! Они откликаются, они начинают сводить друг с другом счеты. Именно так возник кошмар 37-го года, когда люди перестали ходить друг к другу в гости и просыпались при шелесте шин за окном ночью. Сталин, безусловно, был злой гений, но у него ничего бы не вышло, если бы это не нашло поддержку у народа.

Там (во власти), видимо, это тоже неплохо понимают: мы живем в последние 25 лет вроде бы в другом государстве и при другом строе, но десятки лет специальной селекции, когда все, кто не слился в серую массу и пытался из нее выйти, тут же выпалывались, не прошли даром.

— Чем вы сейчас занимаетесь? Как влияет ваш общий скепсис по отношению к происходящему на работу?

— Я никогда не чувствовал такой невостребованности. Мои телевизионные навыки сейчас не нужны. Не знаю, связано ли это только с политической ситуацией, но если пять лет назад мне постоянно предлагали что-то, я сам предлагал, сейчас я пытаюсь понять, чем заниматься дальше. Свои идеи предлагать просто некому – как это произошло с проектом про диссидентов, который не взял ни один канал. А бесценное время уходит – люди умирают один за другим.

В общем, телевизионной журналистикой я заниматься больше не могу, поскольку это не является теперь стабильным источником заработка. Я делал несколько проектов для «Дождя», но скорее для удовольствия, чтобы просто не забыть, как это делается.

Когда в Италии победил дуче, коммунист Антонио Грамши сказал: «Все, что у нас осталось, - это пессимизм интеллекта и оптимизм воли». Я разговаривал с Леонидом Парфеновым. В отличие от меня, он невероятный внутренний оптимист. Мы беседовали по поводу чудовищной колонки Ульяны Скойбеды о том, что Советский Союз вернулся, ура-ура-ура, мы готовы ходить в резиновых сапогах, лишь бы жить в СССР.

Легко это говорить, когда ты едешь в купленном в кредит Suzuki из «Ашана» с пакетом продуктов, разговаривая с женой по айфону, но как только тебя действительно начнут лишать комфортных вещей, связанных с потреблением… Парфенов считает, что люди к этому не готовы. Как только они увидят, что из магазинов исчезли кроссовки Nike, а остались только резиновые сапоги, все сразу поймут, что они не хотят в Советский Союз.

— Пару лет назад вы призывали всех уходить в офлайн и начинать просвещать регионы. Как успехи? Как это можно делать?

— На самом деле надо, да, но как это делать – я не знаю. Навальный вот запустил «Добрую машину правды», но, честно говоря, это классическое народничество 70-х годов XIX века, которое ничем, кроме приговоров народникам, не заканчивается. Уважаю Навального за оптимизм, он верит в людей, но нельзя закрывать глаза на очевидные вещи.

Когда все башни-излучатели заняты и ведут массированный обстрел, как распространять другие идеи вне интернета — непонятно. Да и в интернете, где пока есть альтернативные источники информации, все равно в головах разруха: достаточно написать позитивный пост про «Пусси Райот», чтобы пробудить к себе ненависть пользователей соцсетей. Я начинаю приходить к мысли, что в такой ситуации надо пытаться делать что-то достойное, за что потом не будет стыдно, но заниматься политической борьбой, когда на тебя уже наводят прицел — удел героических личностей. Я не такой. Я не хочу в тюрьму, я не готов лезть на баррикады.

— Что движет людьми, которые работают в, по вашему выражению, «башнях-излучателях»? Алчность? Вера в то, что они делают правильные вещи? Стокгольмский синдром?

— Они перестраиваются. С кем-то из них я работал на НТВ, с кем-то учился на журфаке — циников среди них очень мало. В основном это люди, которые искренне начинают всему верить. Это психологическая защита. Ты же должен как-то договориться с самим собой. Лучше правда в это поверить, чем мучаться или хотя бы даже осознавать. Я просто не узнаю многих.

— Во время выхода вашего цикла «Россия. Полное затмение» многие до последнего верили в бред, происходящий на экране. Как такое возможно?

— Идея цикла была такая: чуваки, очнитесь, посмотрите, что с вами делает зомбоящик. Оказалось, что 50 процентов, а то и больше, просто приняли все за чистую монету, остальные тут же начали искать заговор — меня купили в Вашингтонском обкоме! — и повели себя точно так, как герои этой сатиры. Поразительна склонность нашего населения искать врагов на стороне.

— Вы шутили в «Фейсбуке», что надо обратиться к Сергею Адамовичу Ковалеву, чтобы тот провел «мастер-класс по подпольному изданию и редактированию «Хроники текущих событий» в условиях озверения режима». Если серьезно, что бы вы сейчас посоветовали журналистам?

— Создавать свои медиа — это очень здорово. Пытаться доносить слово правды, альтернативные точки зрения до последнего — журналистский долг.

Я это говорю, к сожалению, абсолютно голословно, потому что сам дистанцировался от этой ситуации, но если вас интересует личное мнение гражданина Лошака, — надо пытаться.