Обратимся к истории уличного искусства. В его современном понимании стрит-арт зарождается в русле социально-политических поисков контркультуры начала второй половины ХХ века (революционные идеи Маяковского и компании исчезли в тоталитарном тумане 30-х годов). «Улица безъязыкая» начинает говорить, и первые её слова – это политические лозунги. Их авторы – не художники из галерей, а городские партизаны и богемные революционеры. Как, например, француз Ги Дебор, написавший в 1953 году на одном из зданий парижского квартала Сен-Жермен знаменитое граффити «Никогда не работай».

Визитной карточкой уличного искусства того времени стали граффити майских событий 1968 года в Париже. Протестующие парижане на несколько недель превратили городские здания, в том числе захваченные Сорбонну и театр «Одеон», в рупор революционной утопии: «Под каждой улицей – пляж», «Вся власть воображению», «Представь: война, а на неё никто не пошёл», «Запрещается запрещать», «Будьте реалистами – требуйте невозможного», «Как грустно любить деньги», «Мы не хотим мира, в котором гарантия не умереть от голода связана с риском умереть от скуки».

С тех пор уличное искусство пережило множество этапов развития и неизбежно столкнулось с влиянием индустрий маркетинга и массовой культуры. Попав на конвейер общества потребления, уличное искусство стало походить на своего музейного отца, от власти которого так стремилось сбежать: граффити всё чаще лишаются острого социального содержания, а на палитры городских зданий проникает пресловутый «салон» и прочие благопристойные декорации. Вместо острых зубов протеста – беззвучная хлопушка с радужным конфетти, радующая детей и непритязательную публику. Именно таким безопасным суррогатом и является продукция краевого проекта уличного искусства «Арт-Кубань».

Замысел властей прост и понятен. Молодость – это время протеста, несогласия, разрушения рамок. И именно молодёжь, ещё не успевшая влюбиться во власть, как большинство взрослого населения, является основным субъектом протестного стрит-арта. Стрит-арта, для которого невозможна симфония с властью. Который по своей сути, a priori находится на грани нарушения общественных норм и административного кодекса.

Работа над приручением протестного потенциала стрит-арта ведётся нашими властями уже давно. Стоит вспомнить хотя бы фестиваль граффити «Свежий ветер», на который строевым шагом маршировали вчерашние «вандалы». «Арт-Кубань» и смежные казённые проекты уличного искусства - это декоративная клумба, куда власти пытаются пересадить дикорастущие цветы молодости.

Про сами работы, выполненные в рамках «Арт-Кубани», много говорить не стоит. Тут всё просто, для галочки: жонглирование пыльными банальностями, упакованными в несовершеннолетнюю эстетическую форму. Граффити «Дари добро» — квинтэссенция всей этой дидактики для учеников начальной школы. Могу продолжить: люби маму, будь честным, дуб – дерево, роза – цветок, а смерть неизбежна.

Деятельность муниципального и краевого департаментов по работе с молодёжью можно считать успешной, ведь придворный стрит-арт – это довольно прогрессивный инкубатор конформизма: вместо запрета власти предлагают художникам «свободные» пространства и бесплатные краски. Только вот иногда случаются казусы: мэр Евланов чуть ли не при каждой встрече просит нарисовать казаков, - сетует в одном из интервью художественный руководитель проекта «Арт-Кубань» Георгий Куринов.

Но живую реку молодости всё же не так просто превратить в синтетическое озеро. Настоящее уличное искусство прорастает даже через плотный асфальт кубанского консерватизма. Серия работ «Симуляция благополучия» арт-группировки «Кюс», высмеивающая опостылевшие «цветочки» единого облика Краснодара – лучший тому пример. Возможно, у нас есть и потенциальные Бэнкси и Паши 183, не ограничивающиеся лишь текстовым посланием, но их творческой самореализации, наверное, мешает всевидящее око казачьих патрулей.

Тот, кто читает этот текст, может справедливо возразить мне: термин «стрит-арт» не ограничивается только лишь пространством граффити. Совершенно верно, это я оставил напоследок.

Говоря о стрит-арте в широком смысле слова (как о работе с городским пространством), можно вспомнить уже не придворное граффити, а скорбную художественную нищету городской скульптуры, где бесконечные казаки и собачки сливаются в нафталиновый союз ура-патриотизма и мещанства.