Надеюсь, нам не грозит ни драка, как в московском Гоголь-центре, ни серная кислота, как в Большом. Однако Краснодар оказался в тренде – чума поразила оба наших любимых театральных дома. Понимают ли там, что подобные факты совсем не красят людей культуры, напротив, дискредитируют и позиции, на которых они стоят, и, что самое обидное, дело, которому служат?

Давно известно: служенье муз не терпит суеты. А требует, как ни странно, холодного разума и продуманной организации, в нашем случае театрального дела. Вот тут надо начинать издалека. Молодежный театр был организован в 1991 году как сателлит разрастающегося на глазах творческого объединения «Премьера». Причем не краевой его части, а присоединенной к ней муниципальной. Такое «матрешечное» устройство было выгодно кому угодно, только не театру. Но пока создатель и руководитель «Премьеры» Леонард Гатов относился к нему как к одному из самых любимых детей в большой семье разнообразных коллективов, все шло неплохо.

Через несколько лет стало ясно, что сложная схема  руководства, подчинения служб и финансового обеспечения сбоит и мешает коллективу развиваться, встал вопрос о самостоятельности театра. Какая там самостоятельность – и думать не сметь! Словом, инициатору неудобного вопроса Станиславу Гронскому пришлось в 1995 году оставить должность худрука.

Новый худрук Владимир Рогульченко таких рискованных вопросов уже не ставил, и руководство «Премьеры» постаралось обеспечить театр приглашениями классной режиссуры, достойной материальной базой, включая квартиры и зарплаты. И все мы радовались его безусловным удачам – «Над пропастью во ржи», «Датская история», «Убивец»…

Затем в силу неумолимых обстоятельств руководство творческого объединения сменилось, и театр  оказался где-то на обочине его интересов. Закрывать не стали, проще ведь закрыть глаза на то, что зарплаты у актеров низкие, почетными званиями они не отмечались уже несколько лет, материальная база приходит в упадок, режиссура, прямо скажем, средняя, а артистам иногда приходится самостоятельно доводить спектакль до премьеры.

В такой вот ситуации и приехала в театр знаменитая Лариса Малеванная. Думала, на одну постановку, оказалось, на три. И стала труппе родной. Если в «Куколке» были хорошие  актерские работы, а в «Вечном  муже» прекрасный дуэт Алексея Алексеева  и Ивана Чирова, то в шукшинских «Чудиках» ей удалось добиться высокого качества целого актерского ансамбля. Но и она стала задавать неудобные вопросы.

Видимо, это многим не понравилось. Иначе чем объяснить внезапность, с которой на планах работы театра с Малеванной был поставлен крест? Нет, конечно, артисты и не рассчитывали, что она станет худруком или главным режиссером. Но были обговорены уже и постановка «Короля-оленя» Гоцци, из-за которой Лариса Ивановна отказалась от съемок в кино, и приглашение рекомендованного ею режиссера.

Планы, расписанные на сезон, рухнули в одночасье вместе с назначением на должность главного режиссера Молодежки Ольги Глубоковой. Надо сказать, она предложила интересный материал – «Голоса травы» Трумэна Капоте. Может быть, в иной ситуации он и увлек бы артистов, но в этой… Как объяснил один актер, было очень стыдно перед Ларисой Малеванной за непродуманное и неоправданное решение руководства. А тут еще репетиционный метод Глубоковой и стиль общения оказались совсем не похожими на те, к которому актеры привыкли. Если бы речь шла о разовой постановке – это все равно, что в гости к родственникам съездить, но резкая смена «родителей» выбила актерскую семью из колеи.

Несколько человек от ролей отказались, а те, что продолжали репетировать, как они говорят, с трудом улавливали смысл режиссерских требований. Больше месяца прошло в читках и разговорах в репетиционной комнате, а им так и не поставили конкретных задач. Режиссер же считает, что дала актерам все, чтобы ждать от них результата. И что впору ставить вопрос о творческой дисциплине, ведь некоторые артисты на репетициях просто спят.

Их называют ночниками — тех, кто приходит в театр, отработав  смену ведущими в ночном клубе, на свадьбе или юбилее. Таких в  труппе процентов 80. Вы способны кинуть в них камень? Я – нет. Потому что в ночной клуб их толкнуло элементарное безденежье. Молодая актриса получает 8 тысяч рублей, актер среднего возраста – 16. Зарплаты не повышались лет пять, актерские категории давно не пересматривались. А если в семье ребенок, а если двое детей?

Понятно, почему Иван Чиров уехал в Москву — дай Бог, чтобы повезло ему с кино или театром. Там же пробует себя Людмила Дорошева, которая, кстати, не уволилась, а взяла отпуск за свой счет. В антрепризу, говорят, ушла Наталья Гончарова. Алексей Суханов решил заняться собственными проектами.

Потери в труппе Молодежного театра очень серьезные. Надо срочно делать сложные вводы на главные роли, пополнять репертуар новыми названиями. К тому же городские власти нашли деньги на ремонт здания, закупку оборудования. Значит, на какое-то время требуется спланировать и организовать работу на других сценах. Чтобы сохранить театр, проведя его между всеми этими рифами, требуется волевой, решительный, опытный капитан. Но где ж его взять? Да и кто будет заниматься его поисками? А если и найдется такой человек, где гарантия, что он не упрется лбом в ту же стену – специфические особенности маленького театра, существующего внутри огромной «Премьеры»?

Так что же, ситуация тупиковая? Нет, считают актеры, надежда есть. Они хорошо запомнили слова краснодарского мэра Владимира Евланова: «Ваш театр городу нужен». И хотят им верить.

Руководство творческого  объединения приняло решение  довести до премьеры «Голоса травы» со смешанным составом исполнителей — артистами труппы и приглашенными извне на замену тех, кто от ролей отказался. При этом репетиционный период ограничен сроком премьеры – 27 марта.

В какой-то вид хронической  болезни превратились конфликты в Краснодарском театре драмы. Недавно труппу по собственному желанию покинула заслуженная артистка РФ Вера Великанова. На мой вопрос о причинах она ответила: «А как работать, если директор театра постоянно находится в состоянии войны с главными режиссерами, и сейчас в нее снова втянута труппа. Я больше не хочу участвовать в конфликтах, поэтому и подала заявление. Многие мои коллеги думают так же, только им уйти некуда».

Беседы с актерами подтвердили: все очень устали от боев местного  значения, все хотят мирного творчества, добрых партнерских отношений внутри театра, а также понимания со стороны зрителей и критики. Отчего же снова звучат выстрелы на баррикадах?

Вернемся к началу нового этапа, связанному с приходом в театр главного режиссера Александра Огарева. Думаю, приглашая его в Краснодар, краевые власти надеялись на обновление художественного языка, которое должно было привлечь в зал молодого зрителя, на фестивальные успехи новых спектаклей. Видимо, рассчитывали при этом на понимание режиссером местных реалий, ведь в конце 1980-х он служил здесь актером.

Однако язык спектаклей Огарева, вполне привычный для столиц, показался в наших палестинах откровенно провокативным. Критические  перья тут же заострились. Вполне ожидаемая реакция на провокацию отчего-то так изумила постановщика, что он стал публично отвечать на критику. Дуэль затянулась. И режиссер, декларирующий приверженность европейским ценностям, решить положить ей конец, пользуясь извечным русским «держать и не пущать!»

Но почему же каждому не возделывать в поте лица свое поле? Пусть режиссер ставит, актер играет, критик пишет. Решает-то все равно зритель – нести ему в театральную кассу свои кровные или получить эстетическое удовлетворение в другом месте. Судя по конфликту режиссера с распространителями билетов, желающие попасть на его спектакли в очередь не выстраиваются. Не складывается пока и с фестивальными победами.

Впрочем, сомнениями в  профессионализме Александра Огарева  со мной не поделился ни один актер. Предполагали, что он просто приехал не в тот город (жителей нашего южного края и впрямь не заподозришь в повальной тяге к созерцанию череды сценических инсталляций). Досадовали на безразличие главного к спектаклям репертуара, поставленным другими режиссерами, на отсутствие воли в защите актерских интересов – есть ощущение, что они задвинуты куда-то на задний план.

Вот уже театральный бухгалтер с восьмичасовым рабочим днем начинает коситься на какого-нибудь актера, который получает такую же зарплату, появляясь на сцене всего-то несколько раз в месяц. Раньше на него смотрели как на кормильца, а сейчас постоянно напоминают, что выгоднее не спектакли играть, а сдавать зал в аренду.

Или вот отказывают актерам в присвоении почетных званий. Вроде бы на законных основаниях – нет свидетельств их известности за пределами края. И снова артисты в роли без вины виноватых. Ведь причина здесь не в сомнительном уровне профессионализма труппы, а в полном отсутствии гастрольной и фестивальной практики.

Эти проблемы, как и  перевод на автономное управление, коснулись большинства российских провинциальных театров. Где-то они успешно решаются. У нас – нет.

Тем не менее в труппе немало молодых актеров. Казалось бы, это хорошо. Но как быть с тем, что в ситуации ломки театрального языка они не совершенствуются в рамках школы русского психологического театра, и разрыв между поколениями становится все заметнее?

И не только творческий. В интересах молодой части  труппы проведена замена системы оплаты труда. Многие и вправду получают теперь больше. Актеры же, которым она нанесла заметный урон, стали обращаться к директору, но были отосланы к главному режиссеру как к инициатору перемен. А режиссер посоветовал самостоятельно выяснять вопросы с директором, потому что сам он с января с нею не общается. Жаль. Хорошо известно, куда приводит тропа войны, если на нее встали оба руководителя театра.

Недавно в драме был заново создан художественный совет. Будем надеяться, что он поможет поиску компромиссных решений, не позволяя внутреннему противостоянию дойти до точки, где примирение уже невозможно. А заодно, может быть, поспособствует снятию агрессии в отношениях театра и пишущих о нем людей.

Ведь они не только оценщики спектаклей, но и дешифровщики театральных образов и метафор, переводчики их на доступный зрителям язык. Современное искусство подчеркнуто интеллектуально и элитарно. Оно требует объяснений, сравнений, целого аппарата ссылок. То есть рассчитано на зрителя не просто начитанного и насмотренного, но и существующего в одной системе координат с творцом.

Как в шпионских романах, шифр должен быть известен двум сторонам, иначе послание останется непрочитанным. А это - повод авторам постоянно  сомневаться в интеллектуальном уровне зрителей и критиков. Им же, критикам и зрителям, - в самом факте существования заложенных в произведение смыслов.

В этом контексте порадовал один из последних спектаклей Александра Огарева «Жанна» по пьесе Ярославы Пулинович. Подумалось даже, что он восстанавливает в правах психологический театр с яркими, но читаемыми метафорами. На мой взгляд, свою лучшую работу на краснодарской сцене представила Наталья Арсентьева в заглавной роли, очень хорош их дуэт с Александром Катковым. А самыми невыразительными, к сожалению, оказались работы молодых актеров.

Здесь же самой запоминающейся сценой с участием юных героев становится картинка, рисующая бездомных родителей  с новорожденным на руках, бредущих в пургу неведомо куда. Кто-то вокруг них распыляет «туман» из баллончиков, кто-то, имитируя ветер, колышет полы их одежды. Под грудь молодому отцу подставляют швабру. Так, в упоре на швабру, он призван напомнить персонаж картины художника-передвижника Василия Перова «Тройка». Прием травестирования, снижения пафоса, черный юмор? Воля ваша, но мне не кажется уместным капустник на тему физических страданий, особенно детских…

P.S. Соотношению этики и эстетики, их слиянию и тождеству посвящены философские трактаты. Но если художник к этим материям нечувствителен, трактаты не помогут. Не обязательно штудировать их и для того, чтобы сохранять лицо в творческих и околотворческих конфликтах. Думаю, достаточно маленькой книжечки – «Этика» Станиславского раньше была обязательной в учебной программе театральных училищ и вузов. Увы, сегодня она точно вне тренда.