Одна из самых ожидаемых литературных новинок и главный переводной роман года. Такого единодушия со стороны критиков и публицистов мы не встречали, наверное, с момента выхода в 2014 году романа «Щегол» Донны Тартт. Может быть, это и настораживает. Может быть, это и заставляет поначалу сравнивать этот текст с ладно скроенным сценарием голливудского фильма, в котором все темы — насилия, нетрадиционной сексуальной ориентации, поиска собственной идентичности — сконструированы специально для «Оскара». Но по мере того, как Янагихара погружает нас в историю главного персонажа Джуда, боль, которую он испытывает, становится почти ощутимой — как металлический привкус крови от порезов, которые он сам себе наносит лезвием.

Дружба главных героев кажется настолько прекрасной, насколько и нежизнеспособной. Художник Джей-Би, юрист Джуд, актер Виллем и архитектор Малкольм вместе бог знает сколько лет. Нас знакомят с ними, когда они только начинают самостоятельную жизнь в Нью-Йорке, и жизнь эта представляется сравнительно безмятежной. Каждому из них хватит и амбиций, и таланта, чтобы реализовать себя, но книга, в общем, не об этом. Вот почему сюжетные линии в какой-то момент замыкаются на одной, Джуда, и тем самым освобождают место для глубокого психологического анализа.

«Маленькая жизнь» — чтение не из легких. Всякий, кто возьмет роман в руки, рискует застрять в пространстве семисот страниц текста с необъятным количеством деталей, но риск этот того стоит.

«Жизнь повторяет легенды». Если бы фабулу нового романа Памука потребовалось выразить формулой, то фраза, произнесенная Рыжеволосой женщиной ближе к развязке, пришлась бы как нельзя кстати. Миф о царе Эдипе, легший в основу этого лаконично изложенного текста (всего 160 страниц в электронной версии), становится эдаким спойлером: предчувствие неотвратимой трагедии возникает сразу после прочтения эпиграфа и лишь усиливается по ходу повествования.

Действие романа разворачивается в 1980-х годах в небольшом городе Онгёрен. Перед поступлением в университет Джем Челик отправляется рыть колодец вместе с мастером Махмуд-устой. (Его отец к этому времени уходит из семьи, и финансовое положение оказывается весьма шатким.) Именно здесь юноша впервые видит Рыжеволосую женщину, актрису Театра назидательных историй, влюбляется в нее и становится заложником собственной страсти. Одной ночи, проведенной с ней, хватит, чтобы мир юного Джема начал строиться по канонам театрализованного представления…

Но главная мысль романа лежит за пределами сюжета. Памук отсылает читателя уже не столько к личному, сколько к мировому опыту, напоминая о бездне между Востоком и Западом: «Современный европеизированный человек — это человек, потерявшийся в лесу города. А потеряться — значит остаться без отца. Поиски отца — напрасные поиски. Если человек европеизированный и современный, то он не сможет найти себе отца в городской толпе, а если найдет, то перестанет быть личностью».

Литературный критик Галина Юзефович назвала книгу американки Кристин Ханны наряду с «Гениальной подругой» Элены Ферранте самым ожидаемым женским романом года. И справедливо: сквозь подчеркнуто женское, порой излишне деликатное повествование просвечивает главная сила текста — его сюжет. История двух сестер Россиньоль («соловей» в переводе) разворачивается на фоне Второй мировой войны в оккупированной немцами Франции. Вианна и Изабель — две противоположности, связанные одной семейной драмой: «Мама угасла в две недели, а папа отказался быть папой». Рано оставшиеся без родителей, они не сумели поддержать друг друга. Но война внесет свои коррективы. Изабель найдет применение своему природному бунтарству в движении Сопротивления, кроткая Вианна займется спасением еврейских детей. Каждой из них придется отвечать на вопрос, что правильно, а что нет, и, разумеется, каждая найдет единственно верный ответ.

Тем не менее роман именно женский: на ужасы происходящего писательница смотрит сквозь призму хрупкого внутреннего мира своих героинь, из-за чего восприятие реальности притупляется. Масштаб событий не то чтобы мельчает — рассеивается. Неспешное романтизированное повествование отсылает нас скорее к «Госпоже Бовари» и «Джейн Эйр», чем к собственно военной прозе.

С Франзеном сложно. Франзен — «главный», «самый обсуждаемый» и «самый модный» американский писатель, «один из главных романистов современности», «классик современной американской литературы» и даже, если хотите, «современный Толстой». Неудивительно, что выход его новой книги Purity стал «одним из главных событий американской литературы прошлого года». Вот почему чтение «самого личного и самого тонкого романа» Франзена сопровождается перманентным внутренним спором. Художественная ценность текста не столь однозначна, да и автора канонизировать рановато.

Пьюрити — значит чистота, непорочность. Пьюрити, а точнее Пип, — имя главной героини. Пип двадцать три, она живет в Окленде, в заброшенном доме со сквоттерами, и ненавидит свое имя. В отношениях с мужчинами Пип преследуют провалы. Пип окончила колледж с долгом в сто тридцать тысяч долларов по учебному кредиту и теперь получает гроши за работу, которую не переносит. Мать Пип страдает хронической депрессией и тщательно скрывает от дочери имя отца. Чтобы раскрыть тайну своего происхождения, Пип соглашается на предложение своей новой соседки Аннагрет уехать в Боливию поработать у хакера Андреаса Вульфа.

Последовательное развитие событий на этом заканчивается, и Франзен переходит к размышлениям о природе тоталитаризма и безграничной власти интернета.

Имя Фернандо Пессоа, известного прежде всего своими поэтическими произведениями, стоит в одном ряду с именем лауреата Нобелевской премии по литературе чилийца Пабло Неруды. Его по праву считают одним из самых значительных авторов португальской литературы XX века, хотя среди современников Пессоа так и не нашлось почитателей его таланта.

Неоконченная «Книга непокоя» — единственное прозаическое произведение поэта (если не считать скромный по объему сборник «Банкир-анархист и другие рассказы»), работа над которым длилась больше двадцати лет. Формально авторство книги принадлежит Бернарду Суарешу — вымышленному писателю, гетерониму Пессоа, коих у него было несколько десятков.

«Книга непокоя» — это «автобиография, лишенная фактов», «история жизни, лишенная жизни», это Исповедь: «если я в ней ничего не говорю, значит, рассказывать нечего». «Книга непокоя» — удивительный по своей образности сборник афоризмов, требующий неспешного, вдумчивого чтения: «Жить — это плести кружево с тем, чтобы это видели другие»; «Жизнь представляется мне неким постоялым двором, где приходится ждать прибытия дилижанса, отвозящего всех в небытие».

«На свете так мало событий, о которых стоит помнить, а вы расстраиваетесь». Шутливой фразой врача Гейера Евгений Водолазкин как бы дает понять: события, о которых идет речь в «Авиаторе», — из тех немногочисленных, о которых помнить стоит. Даже нет, не так: реальные исторические события, которые подтолкнули к написанию романа, стоят того, чтобы о них помнили.

Главный герой, Иннокентий Петрович Платонов («Респектабельно. Немного, может быть, литературно»), оказывается «жертвой» экспериментов по крионике, якобы практикуемых в Соловецком лагере в 30-х годах. Его тело было заморожено «для последующего воскрешения», и, как ни удивительно, «последующее воскрешение» наступило: в 1999 году Иннокентия Петровича к жизни возвращают, но в полном беспамятстве. Чтобы «воскресить» знания о себе и о прошлом, которого он не «застал», Платонов начинает вести дневник.

В одном ряду с новым романом Евгения Водолазкина стоят мощные тексты двух других российских писателей: Захара Прилепина и Гузель Яхиной. Вместе с «Авиатором» обязательные к прочтению «Обитель» и «Зулейха открывает глаза» пишут уже другую, но оттого не менее страшную картину лагерной жизни.

Новая книга признанного английского романиста Джулиана Барнса наделала много шума в Великобритании. В России о ней заговорили главным образом благодаря ежегодной книжной ярмарке Non/fiction в Москве, куда и приехал автор бестселлеров «Попугай Флобера» и «Англия, Англия». Книга с мандельштамовским названием посвящена одному из крупнейших композиторов XX века Дмитрию Шостаковичу.

Для тех, у кого возникнет чувство ревности по отношению к Барнсу (писать о русском должны русские!), приведу реплику британца из интервью «Российской газете»: «Мне очень жаль, если кто-то из русских обиделся на то, что я написал книгу о Шостаковиче. Но, строго говоря, он умер в 1975 году, так что у ваших писателей было 40 лет, чтобы написать о нем, если бы они хотели…»

Джулиана Барнса успели упрекнуть в чрезмерной «художественности» текста. Но пусть достоверность изложенных фактов остается на совести автора. Барнс создал блестящий, стилистически безукоризненный роман — этого ли недостаточно для того, чтобы услышать шепот музыки Шостаковича?

Дебютная книга Галины Юзефович, одного из самых авторитетных российских критиков, а заодно и дочери финалиста литературной премии «Русский Букер — 2016» Леонида Юзефовича, — навигатор, который поможет сориентироваться в пространстве современной русской литературы.

Первое, что подкупает в самой манере письма Галины Юзефович, — абсолютная честность по отношению к текстам и неприкрытый субъективизм в выборе произведений. «У меня нет объективных критериев, и более того, я даже не вполне понимаю, что это такое применительно к критике», — признается автор. «Любая критика — всегда вкусовщина», и стоит ли в таком случае вообще браться за тексты, которыми не восхищаешься?

В сборнике нашлось место рецензиям на такие замечательные вещи, как, например, переизданный в 2016 году «Дом, в котором…» Мариам Петросян, «Лестница Якова» Людмилы Улицкой, «Письмовник» Михаила Шишкина, «Люди в голом» Андрея Аствацатурова, «Покорность» Мишеля Уэльбека, «Погребенный великан» Кадзуо Исигуро, «Мои странные мысли» Орхана Памука и многие, многие другие.

«О литературе» — последняя книга итальянского классика. Писателя не стало 19 февраля 2016 года, и опубликованный посмертно сборник эссе стал для нас, как справедливо и точно заметил Антон Долин, завещанием Умберто Эко.

Как и «Картонки Минервы», эта книга, по признанию самого автора, может показаться подборкой «случайных» статей, лекций, заметок. Но, в сущности, она суммирует едва ли не все, что Эко считал важным сказать о литературе и о правильном прочтении литературных произведений. «Читать рассказ означает находиться в напряжении, томиться», — подсказывает нам автор «Имени розы», который смысл всего литературного творчества видел в процессе, а не в результате. «Настоящая печаль приходит, когда роман закончен», — сказал Эко и оказался, как всегда, прав.

Настоящая печаль приходит.

Кавер-изображение: Мария Гришина для «Югополиса»