Алексей Милилян, как большинство дизайнеров, предпочитает неформальный стиль в одежде и терпеть не может русский рок. Но в отличие от многих он умеет выслушать заказчика и понять, что ему нужно.

В интервью «Югополису» дизайнер и владелец собственной студии Алексей Милилян рассказал о том, как рождается правильный дизайн, какую роль в развитии профессионализма играет контекст, почему дизайнер вовсе не художник и готовы ли в Краснодаре к восприятию современного искусства.

— О вас говорят, что вы из тех людей, которые делают свою работу не на провинциальном, а  на столичном уровне. Что такое  «столичный уровень», по каким чертам можно распознать хороший дизайн?

— Что касается «столичного  уровня», я не вправе применять к  себе таких определений. Думаю, мы не можем говорить о дизайне такого уровня, потому что для этого нужен столичного уровня контекст, а его в нашем городе нет. Поэтому у нас не может быть дизайна столичного или провинциального уровня — можно говорить лишь о том, что сделано хорошо или что сделано плохо.

Это после 25. А до этого, чтобы  стать дизайнером, нужно получить образование. Ведь кто такой дизайнер? Не человек искусства, ремесленник. Этому можно научиться — есть способы, методики. Так вот, когда я говорю, что у нас нет контекста, я имею в виду и то, что и образовательная система извращена, и даже до появления у нас широкополосного доступа в Интернет и образования-то по большому счету не было. Люди не знали, как, что и где. А такой Интернет у нас разве что последние лет пять.

За это время многое поменялось в области дизайна: где-то бездумно — с заимствованием всяческих блесток и позолоты, где-то осмысленно. Люди только сейчас начинают понимать, что сделано хорошо, что такое хороший дизайн. Первая волна спала, все устали от украшательства, поняли, что оно не всегда работает — это относится и к интерьерам, и к графике.

Хороший дизайн, на мой взгляд, есть приведение внешнего вида вещи в  соответствие с ее функциями. К сожалению, у нас дизайн пока многими воспринимается как украшательство. Скоро это  понемногу отомрет. Многие начнут задавать себе вопрос: что мне это даст? Новое поколение предпринимателей, появившееся в последние пять лет, четче понимает это. Люди постарше тоже начинают менять свое представление о дизайне, о его задачах.

Хороший дизайн — тот, что делается с учетом потребностей: и заказчика, и, в первую очередь, того, кто будет этот продукт потреблять. Проблема Краснодара в том, что люди не могут пройти несколько ступеней на пути к хорошему дизайну. Первая — начинающий дизайнер, который принимает позицию «я — художник, я так вижу дизайн, а если заказчику это не нравится, значит, он ничего не смыслит». Это ошибка, на этом многие набивают кучу шишек, а некоторые даже бросают заниматься дизайном.

Потом, когда дизайнер видит, что такая схема не работает, он становится в другую позицию —  делает все, как скажут, то есть во всем угождает заказчику. Это тоже неправильно: да, заказчик получает вроде бы то, что хотел, но будет ли этот продукт продаваться, понравится ли он его клиентуре? А следующая ступень — умение объяснить заказчику, что ты делаешь продукт не для него самого, а для конечного потребителя.

И вот до этого не всегда доходят — чаще всего застревают на первой или второй ступенях. Или «вы ничего не понимаете», или «делайте что хотите». От этого и проблемы.

— Если дизайнер — ремесленник, как пекарь или врач, имеет ли какое-то значение его вкус, видение того, как продукт должен выглядеть? На что опереться дизайнеру, чтобы понять, в каком направлении двигаться, в эстетическом смысле?

— Вкус имеет значение. Но, во-первых, существуют определенные формулы: как в изготовлении мебели нужно следовать каким-то параметрам, чтобы она была удобной, так и в дизайне есть свои правила.

Я убежден в том, что если человек постоянно будет смотреть хорошие образцы и при этом знать правила хорошего тона в дизайне, изложенные в специальной литературе, — и знать, как можно их правильно нарушать, он станет хорошим дизайнером. Это как с тренировкой мышц: если постоянно тренироваться, вероятность успеха выше.

— Но есть хороший дизайнер, и есть дизайнер, каких единицы. Кроме того что нужно все делать по рецепту, существует ли секретный ингредиент?

— Хороший дизайнер —  как психолог. Нужно уметь выслушать, понять, чего от тебя хотят, подумать, как  решить проблему, с которой к тебе обратились. Дизайн — это решение  проблемы. Но для того чтобы начать с ней разбираться, ты должен выслушать человека.

— У вашей студии есть конкуренты в Краснодаре?

— Думаю, нет. В Краснодаре есть рекламные агентства, и агентства полного цикла, а мы — дизайн-студия, мы не занимаемся рекламой. Продвижением мы можем заниматься, но это дополнительная, не якорная наша услуга.

— Вы не обижаетесь на эпитет «кубанский» рядом со словом «дизайнер», когда речь идет о вас?

— Нет, меня это слово  не обижает. В нем нет ничего плохого, потому что мы живем на Кубани. Если иметь в виду провинциальность, ее характеризует не слово «кубанский», а расхожее словечко «кубаноид»; если подразумевать набор отрицательных черт: мелочность, неоправданную агрессивность, злобу, — пусть на это слово обижается тот, у кого рыльце в пушку. Для меня же в этом слове лишь географическая привязка. Уеду в Таиланд — буду таиландским.

Кстати, вспомнил одну историю, касающуюся того, что называют кубанским подходом, и связанных с ним парадоксов. Знакомые запускали продукт, фрукты-овощи, времени на дизайн не было, быстренько придумали упаковку, начались продажи, неплохие. Появилось время — стали разрабатывать новый дизайн, все как полагается, все учли, начали торговать продуктом в новой упаковке. Продажи упали. Стали думать, в чем проблема, вернули старую упаковку — продажи вновь выросли.

Не всегда дизайн — то, что нужно. Если придорожной шашлычной сделать изумительного дизайна  вывеску, вполне возможно, продажи в ней упадут.

— Значит, ваша задача — дать людям то, чего они хотят?

— То, что нужно. Приходит ко мне человек, говорит: мне нужен такой-то сайт. Я задаю ему вопросы и в процессе беседы понимаю, что сайт, о котором он говорит, ему не нужен, а нужен другой — достаточно, например, одностраничного сайта-визитки с двумя-тремя необходимыми функциями.

И я в таком случае никогда не стану его раскручивать на большой сайт за полмиллиона-миллион. Я скажу: вам нужен такой-то сайт. И меня за это благодарят — за то, что я понимаю, к примеру, что если не тратить много денег на это, а сделать по-другому, будет настолько же эффективно, а затрат меньше.

— Что вы думаете о заимствовании уже известных  идей? Всегда ли вы придумываете что-то свое или опираетесь на нечто уже  созданное?

— Когда я  учился на филфаке, у нас литературу ХХ века читал Мельников. Зашел разговор о генерации образов и идей, и он дал нам задание: придумайте чудовище, которого еще никогда не было, которого никто еще не видел. И вот мы что-то придумывали, и он говорит: ваше чудище, как бы оно ни выглядело, в любом случае состоит из лап, хвостов, когтей, рогов, чешуи и тому подобного в разных комбинациях. Вы не можете сделать то, чего еще не существовало, — вы просто комбинируете нечто новое из того, что уже известно, из своего опыта.

Мы и в  дизайне вряд ли можем изобрести  нечто абсолютно новое и не известное ранее, все уже было. Просто стараемся делать свою работу на совесть.

— Разработанный вашей студией логотип нового краснодарского Big Apple Bar очень напоминает лого ресурса «Спутник и Погром»...

— Мне уже задавали этот вопрос, и я проводил маленький исторический экскурс на эту тему. Вы говорите, что логотип Big Apple Bar похож на «спутниковский», — но тот, в свою очередь, на какой похож? Это классический логотип, с перекрестиями и значками и буквами в этих углах. Есть в дизайне определенные тенденции — здесь это треугольники, перекрестия, простые геометрические формы.

Была поставлена задача сделать такой классический американский, слегка хипстерский логотип для вполне определенной аудитории, велась работа, был изучен материал. А почему у «Спутника» такой логотип — я не понимаю. Я опирался не на него, а на другие образцы, как и они, работал в обозначенной стилистике. Это классический, популярный мотив.

Скорее всего, «Спутнику» сделали такой логотип, потому что хотели попасть в тренд. А мне повезло, что он и модный, и решает поставленную задачу.

— Подобные оттенки скандальности мешают в работе или помогают?

— Я спокойно к этому отношусь. Ставку на скандальный имидж не делаю. Я специально назвал студию своим именем, чтобы ответственность была большей. Мне с этим именем и фамилией не попрощаться, это гарантия стабильности: что я сегодня не назвался «Белый страус», а завтра — «Красный сеттер». Я все равно буду Алексей Милилян.

— Если заказчик просит сделать «дизайн как у такого-то», вы его отговариваете, или следуете его указаниям, или находите другое решение?

— Обычно я спрашиваю человека, для чего ему это, во имя чего он хочет это сделать, и аргументированно отвечаю, почему, если это нужно, лучше  сохранить преемственность, но не копировать слепо.

— Пишут, что вы в своих работах следуете европейским трендам. Не раздражает ли вас слово «тренд»?

— Меня больше раздражает слово «креатив». Тренды мне нужно анализировать — например, для того чтобы при разработке стиля ресторана или бара понять, в каком направлении двигаться, если аудитория такая-то или другая.

Но логотипы, которые я разрабатываю, стараюсь выполнить таким образом, чтобы они не были сиюминутными, актуальными только сейчас, чтобы и через несколько лет сохранялся стиль и дизайн не устарел и выглядел свежо.

— Что  есть в области дизайна мода и что — стиль?

— Трудный вопрос: здесь все на уровне ощущений. В  сиюминутных тенденциях я не очень  разбираюсь — отсматриваю много  образцов классического дизайна, разных школ. Или, например, фэшн-дизайн — вообще отдельная история, очень сложная тема.

Большая проблема, когда у нас начинаешь заниматься каким-то люксовым брендом. Если подойти к разработке его стиля, как к обычной дизайнерской задаче, ничего не получится. Люди, которые не понимают, что это отдельная тема, начинают применять какие-то логические решения. А это фэшн-индустрия, здесь нельзя подходить логически.

Закладывая  логику в разработку фирменного стиля  для luxury-бренда, ты автоматически опускаешь его до среднего уровня, потому что в этой области работает такой фактор, как желание и обладание, а это сфера нелогичная. Здесь такая логика, как, например, в рекламе «Икеи», не сработает — нужно играть на совершенно иных чувствах.

Человеку не должно быть весело и интересно в индустрии моды — иначе это будет Sela или Benetton, а никак не luxury-бренд. Если вы занимаетесь топовыми марками или авангардными, нужно вызвать у человека желание обладать и чувство сопричастности к такой жизни.

У нас в городе с дизайном в фэшн-индустрии проблема. Делают, например, черное с золотом, — а вот Martin Margiela сделать не могут: там другие законы, там могут быть совершенно отвратительные фотографии, но ты будешь согласен заплатить за это сумасшедшие деньги.

То есть, что  касается моды, если ставишь перед  собой задачу сделать именно модный дизайн, упустишь огромный пласт, рискуешь упасть в сиюминутное, в тренды. Их нужно знать, но для того чтобы на их основе создать что-то свое, то, что будет нужным и сегодня, и завтра. Ультрамодные вещи сильно ограничивают, а тебе нужно заботиться о том, чтобы человек с этим жил. Иначе ты не будешь хорошим дизайнером — тебе не будут доверять, потому что ты уже однажды сделал то, что стало однодневкой.

— Как будет развиваться дизайн в Краснодаре?

— Будет развиваться, если люди поймут, что работа дизайнера не есть реализация собственных амбиций. Поймут, что дизайнеры не художники. Не поймут — так ничего не будет. Главным станет вопрос цены, а это известно как работает: все будут искать, где бы сделать подешевле.

Мне хочется верить, что будет развитие, но для него нужна какая-то встряска. И не факт, что это будет центр современного искусства, хотя возможностей открыть его здесь полно. Но если мы внутренне не готовы к открытию такого центра, его не будет.

— А мы не готовы?

— Мне кажется, нет. И пока Гельман не приехал, никому ничего не нужно было. Люди же знали, что есть искусство, и есть современное искусство, но до приезда Марата Гельмана это никого не волновало. А когда он приехал, внезапно это всех озаботило с такой силой! Он приехал и уехал, ничего по большому счету не произошло, но всех это так взволновало. Я был на открытии, видел все это и понимал, что я ни с теми, ни с этими — ни агрессивно за, ни агрессивно против.

— Как же тогда что-то делать — если оставаться в стороне?

— Вам не кажется странным, что когда нужно, чтобы люди начали интересоваться чем-то, необходимо это запретить?

— Нет, так часто бывает. И в нашей стране особенно. Вы же в начале беседы, говоря о контексте, рассуждали о том, что в Европе человек привык к хорошему и красивому. А в России постоянно что-то разрушают и запрещают.

— Но современное искусство нужно смотреть иначе — зная классику, видеть это новое и воспринимать то, что тебе известно, под другим углом. Нельзя понять современное искусство, если ты не изучил искусство традиционное, и заниматься им в таком случае тоже нельзя.

Ты можешь им заниматься и выражать свой протест, только если знаешь технику, а если нет, остается голый протест, неумелый. И что дальше? Сейчас то же самое с фотографами: все, у кого фотоаппарат, считают себя таковыми. К нам приехал Гельман — и все вдруг стали людьми искусства.

— Мне кажется, «все» — преувеличение. Вы так это воспринимаете, потому что вас это волнует, а многим, напротив, совершенно все равно. И гораздо чаще я слышу, как человек признается, что ничего не смыслит в современном искусстве и не хочет даже знать о нем.

— Оно должно ставить какие-то вопросы, а люди их не видят, не понимают, им ничего не нужно. У серой массы нет вкуса, мы живем в каком-то непонятном пространстве. Здесь ведь все было и до Гельмана, здесь был Recycle. Нет же, только скандал нужен, чтобы люди всполошились: ах, нам недодали…

Все же в случае с Гельманом современное искусство  — не больше чем эпатаж. А оно  должно ставить вопросы.

— Вы идеалист?

— Нет, я просто хочу завтра делать что-то лучше, чем сегодня. Я не питаю иллюзий, что у всех может быть так. Нужно начинать с себя. А проблема русского человека в том, что есть какие-то мифические «они», которые во всем виноваты: они сделали, они решили, они жизни не дают. Я, со своей стороны, стараюсь не делать плохой работы. Хочу, чтобы гости из других городов и стран видели сделанное здесь и говорили: неплохо!

— Так  бывает?

— Бывает. И в такие моменты я чувствую, что живу.