Сходным образом то, что нужно полюбить, следует принять как пожизненное заключение, как утверждение, имеющее нескончаемую силу. «Нужно полюбить»  — сочетание редкое, дикое, но иногда описывающее реальность. Как в случае с городом: жить в нелюбимом — тоска смертная. Улицы — узкие и безвыходно односторонние, дома — некрасивые и без возраста, музеев — два с половиной, и те на случай ливня, люди — подходят слишком близко, а говорят — громко. И то не так, и это не этак. Но в твоем любимом ямочка на подбородке или вот черный юмор кого-то ведь тоже жутко бесят.

Нет ничего безотносительного, все — относительно любви. И пока ты думаешь, что вот еще годик — и домой, на родину, или: пару лет — и за море, люди говорят все громче, а музеи — и те, что были, — закрываются. Улицы становятся уже, а тоска — смертнее. Понятно, почему кто-то из великих — или моих знакомых? — настаивал: человек должен жить там, где родился. Кровная связь с городом, пущенная по троллейбусным рогам, подземным переходам или линии куцего метрополитена, лечит отвращение лучше прозака.

Но быть человеком потому и здорово, что все так, как я говорю и думаю. Сделать город своим инвариантом проще простого — достаточно представить его в этой роли. Чем я и занимаюсь, сидя на парапете фонтана в сквере Жукова — первой в нынешнем году адекватно весенней ночью, после 13 дегустационных образцов австрийского вина. Сижу в этом временном, уже пятнадцать лет как чужом городе и вдруг ощущаю его — относительно себя — вечность. В обратной перспективе прошлого все, что было до него, исчезает, а значит, до него не было ничего.

Он — мой географический инвариант, и самое время и место полюбить его. Время — потому что весна и 13 дегустационных образцов, место — потому что отсюда, с фонтана, а не с любимого по крови взлета екатеринбургской улицы Карла Либкнехта и не с любимой по сути венецианской набережной Мизерикордия, открывается диахроническая панорама моей жизни.

Вот, на дальнем углу Красной и Ленина, где доблестные служители закона охраняют парковочные места от простых смертных, мы с основателями и первыми членами клуба «Радио Чегет» нарезаем на велосипедах сужающиеся круги, пока голова не начинает идти кругом. 2008. Вот напротив кондитерской «Любо» примерно тем же составом мы победоносно завершаем свой велопробег из станицы Крепостной, мокрые и счастливые. 2007. Вот на самой темной скамейке сквера бесстрашные студенты журфака учат меня пить, курить и материться перед лицом милиции и маршала Жукова. 2005. На самом деле это был не урок асоциального поведения, а урок легкости бытия, но я его, понятно, не усвоила. Зато пить и курить… Прямо как с эбонитовой палочкой: эффектно потереть ее о волосы в школе все научились, но кто помнит, о чем был параграф учебника?

Кстати, о школе. Вот, в гимназии № 36 я стою перед восьмым классом, взглядом выпрыгивая от страха в этот самый сквер, и у меня на повестке дня — что же еще? — «Ася» Тургенева. И я, что самое катастрофическое, тут в роли учителя. 2006. А вот я впервые в жизни снимаю деньги в банкомате на Гимназической, чувствуя себя Иваном Васильевичем из соответствующего фильма. «Видел чудеса техники, но такого…». 2003.

Наверное, если сощурить глаза, как художник перед натурой, то удастся увидеть себя вокруг этого фонтана не только в прошлом, но и в будущем — на него годичными кольцами наматывается моя жизнь. Провинциальная, ровная, маленькая и бессмысленная. Но единственная, как и город, который — в масштабах этого весеннего ночного момента, которому только и стоит верить, — навечно мой.

Хорошо бы проделать этот фокус со страной. Только где? И сколько должно быть дегустационных образцов?