Я – перестала. Теперь пастырю моего тела приходится специально прописывать часовые прогулки на свежем воздухе (моцион!), как старушке какой-нибудь или Илье Ильичу Обломову, потому что случайных пары-тройки пешеходных километров в моих днях больше нет. Но тем драгоценнее тот едва уловимый гул, которым при долгой ходьбе отзывается в позвоночнике обтянутое асфальтом или трогательно обнаженное тело земли.

Вот мы вываливаемся из ночного автобуса, приняв за Pera Palace Hotel какое-то не менее симпатичное, но, увы, безымянное здание, ныряем в улицы, чтобы, вынырнув на секунду, увидеть генуэзский шпиль, сориентироваться и вновь поплыть, как слепые рыбы в темной воде, вдоль неровного дна уснувшей Галаты.

Ноги горят, глаза слипаются, кошки бросаются наперерез так неожиданно, что не успеваешь вспомнить: этот район жив – он просто уснул. Обнимаем холм, с которого когда-то смотрели на Константинополь знающие толк в видах генуэзцы, – двойными, а может, уже тройными объятиями, потому что мы все идем и идем, а Золотого Рога все нет и нет. Наконец, какая-то подворотня выбрасывает нас на подступы к Галатскому мосту откуда-то справа, и, добравшись до его середины, где рыбаки забыли про время суток и готовы поверить скорее в несовершенство собственного зрения, чем в то, что давно пора домой, спать, мы смотрим в блестящую черноту растекающегося, как нефтяное пятно, Босфора, увитого вдалеке гирляндой другого знаменитого стамбульского моста.

Завтра о нем узнают еще несколько тысяч человек – на «Фейсбуке» появится видео, запечатлевшее пешую прогулку Боно, Эджа, Адама Клейтона и Ларри Маллена по Босфорскому мосту в сопровождении сотни репортеров. А сегодня, 6 сентября 2010 года, пару часов назад Боно рассказывал о том, как они на своих двоих дошли до символической границы Европы и Азии, зависшей над водой между высокими пролетами, – рассказывал восьмидесятитысячному стадиону, построенному в Стамбуле к Олимпиаде–2012.

Олимпиады здесь, как все знают, не будет, зато U2 было где собрать аудиторию. И именно потому, что местом проведения концерта был выбран этот гигант (надо его хоть как-то теперь использовать), а не уютный и, главное, удобно расположенный стадион напротив Долмабахче (нечего портить траву, на которой скрещивают шпаги известный в Европе «Галатасарай» и любимый стамбульцами «Бешикташ»), – по этой причине теперь, в половине третьего безлюдной царьградской ночи мы стоим на этом мосту, набирая силы перед последним отчаянным рывком в Султанахмет.

Интересно, знает ли Боно, вышагавший собственное ощущение Стамбула на Босфорском мосту, что право попасть на этот его первый в Турции за всю историю группы концерт пришлось вышагать – в гораздо более протяженном смысле – нескольким сотням, а то и тысячам человек?

Начало концерта – концерта, а не антре в исполнении Snow Patrol! – было запланировано на 21.00. Без пятнадцати девять мы все еще сидели в такси – такие же бездвижные от волнения, как автомобиль от полного дорожного паралича. В обычные дни, сдается мне, сюда вообще никто не ездит – глухая окраина с многомиллионным (в смысле затрат) памятником поражению османов в англо-турецкой битве за Олимпиаду–2012. Сегодня в пробке стояли даже мопеды – потому что автомобили, по недоброй турецкой традиции, заняли все дорожное полотно, включая обочины и разделительные полосы.

В автобусах – баснословно дорогих заказных, от Святой Софии, или более дешевых муниципальных, от конечной станции метро, – люди, по преимуществу европейской наружности, еще как-то пытались улыбаться. Кажется, они даже пели что-то: шоу должно начинаться, несмотря ни на какие the traffic is stuck and you're not moving anywhere. А вот приличным стамбульским парам, нервно сидящим в вызывающе пустых автомобилях (а ведь если бы все разместились поплотнее – не по два, а по четыре-пять человек в машине, эта пробка была бы в два раза менее адской), и особенно пассажирам такси вроде нас, которые дырявили своим пристальным вниманием не только часы, но и счетчик, было совсем грустно. Печальные взгляды с последними лучами заходящей надежды вылетали из одного открытого до упора окна и влетали в другое, буквально в двадцати сантиметрах, чтобы встретиться с собственным отражением.

Кортеж, который, судя по невероятной в этих условиях скорости перемещения, вез драгоценный ирландский груз, вызвал сначала выдох облегчения (такой явный, что все автобусы и машины разом словно приподнялись): концерт, выходит, еще не начался. И тут же все такой же неподвижный, будто замерзший водопад, автомобильный поток накрыло невидимой волной суеты: концерт-то, выходит, вот-вот начнется. Тогда на обочинах и появились все эти обнадеживающие своей активностью люди, спешащие энергичной походкой к давней цели – некоторые, как мы, покупают билеты за полгода и только спят и видят, а другие следуют за U2 из города в город, с концерта на концерт, проявляя удивительный иммунитет к однообразию. Вот это да! Какой простой выход! Не палить бензин и не множить цифры на счетчике, а просто выйти из машины и прогуляться в компании самых, пожалуй, интеллигентных фанатов в мире!

Исключительно чтобы поупражняться в английском (а вовсе не из страха перед большим расстоянием), мы поинтересовались из окна такси у молодого человека, перемещающегося по узкой, почти отсутствующей обочине с видом легкоатлета, соревнующегося в спортивной ходьбе, далеко ли до стадиона. Пять-шесть километров, ответил он, не останавливаясь и не поворачивая головы. Помните школьные задачи по математике: из пункта A в пункт B? Вот и мы вспомнили, параллельно прикидывая, какие песни мы пропустим, совершая свою часовую прогулку по очаровательным окраинам Стамбула.

Вскоре и на обочине мы попали в «пробку» – кто-то шел давно и невольно сбавлял скорость, другие норовили их обогнать, задевая боками машины. Через полчаса я поняла, что мои перепрограммированные на педальки газа и тормоза ноги уже кровоточат – и вдруг ощутила себя самым счастливым человеком в целом свете. Представьте себе: ночь, черные холмы, среди которых вьется неразмеченная, обессвеченная, обесточенная дорога (машины в какой-то момент исчезли – полицейские перекрыли проезд и пропускали по одному автомобилю раз в несколько минут). И по этой дороге хлещет поток людей, которые вспомнили, что это значит – в буквальном смысле идти к своей цели.

Несмотря на обращенность процесса в ближайшее будущее, к моменту достижения телом этой цели, а первыми звуками музыки – ушей, это были минуты абсолютного присутствия в настоящем. Шаг, другой, джинсы, мокрые, как после брода, ноги, молящие о пощаде, сердце, бьющееся в горле – и от физической нагрузки, и от не стихающего волнения: успеть бы, успеть… «Вот закончится спектакль, и я расскажу о нем подруге; вот допишу текст и пойду есть пончики; вот закончу уборку – и сяду смотреть «Шерлока», – эта мучительная синтаксическая конструкция жизни, которая заставляет миллионы людей зависать в безвременье, стоя одной ногой в будущем, а значит, если вдуматься, в могиле, в этот невероятный вечер расползлась, как нарисованная мелком на школьной доске схема сложного предложения, под каплями пота, стекающими между лопатками. Мои ноги оставляли следы в стамбульской пыли, тут же стираемые теми, кто продолжал меня в этом людском протяженном единстве. И одновременно с этим – с каждым шагом – я впечатывалась в настоящее, утверждая своим силуэтом, вырезанным во времени, что этот момент никогда не закончится. Что я здесь навсегда.

Стадион напоминал осажденную крепость – только вместо орудий его окружали бесконечные лотки с кебабами, фаршированными рисом мидиями, развалами холодной воды, вездесущими в Стамбуле колечками с кунжутом, жареной рыбой, такой неуместной на этом пересохшем, как мой рот, морском дне. Все это пахло и отзывалось в организме, взбодренном долгой ходьбой, пробуждением первичных потребностей. Но, что бы там ни говорил Платон, в эту минуту нашей первичной – и единственной – потребностью было попасть на стадион, потому что его сердце уже билось под Beautiful day, полностью совпадавшим с моим текущим мироощущением.

Мы перешли с шага на бег, и к следующей песне оказались почти у сцены. Когда спустя некоторое время ирландцы вежливо, как всегда, попрощались и ушли, я не могла поверить, что прошло два часа: мое разогнанное полуспортивной ходьбой тело требовало еще движения, уши – еще звуков, лицо – еще дождя, который пошел, кажется, на Miss Sarajevo, едва не заставив меня умереть от счастья, а горло – еще крика, соединявшего меня с тысячами людей так же, как по дороге сюда соединяло с ними движение след в след, затылок в затылок.

И да, Боно явно все это порядком поднадоело, и турки были куда более оживленные на площади Султанахмет, особенно нарядной и многолюдной по случаю Рамадана, чем на этом влажном недоолимпийском стадионе, и не было, естественно, моей любимой, вытряхивающей душу As white as snow и даже прерывающей дыхание Breathe, и никаких вам правозащитных речей и т.д. и т.п. (а я их у U2 особенно люблю, вот прямо только их и готова слушать), и вообще год откатать с концертами – это вам не школьников по Михайловскому водить изо дня в день: ясно, что объективно концерт в Загребе, на который мы год назад благополучно приехали на трамвае, без всяких traffic is stuck и мокрых от пота джинсов, и ровно таким же способом уехали, был лучше, но угадайте, на каком из двух я ни секунды не думала: «Вот закончится – и я тут же отправлю фотографии всем знакомым»?

Кстати, фотографии я не только не выложила, но и не посмотрела до сих пор. Потому что есть моменты в жизни, которые не нуждаются в воспроизведении. Они существуют только в настоящем, и это настоящее не имеет границ. И доходить до этих моментов нужно не только умом, но и – буквально – ногами.