«У журналиста сердце открыто, он конструктивен и идет напролом там, где нужно», - с такими словами обратился к участникам торжественного приема в честь Дня кубанской журналистики губернатор Кубани Вениамин Кондратьев. Позже он опубликовал в социальных сетях специальную памятку, которая описывала различия между настоящим Журналистом и «журналюгой», который только порочит свою профессию.

На журфак я перевелся с филфака Адыгейского госуниверситета на третьем курсе. Он манил своим романтическим образом: свобода мнений, острые дискуссии, знакомство с закулисьем современной медиасферы. К сожалению, этот образ оказался иллюзорным.

Преподавателей факультета можно было условно разделить на две группы. Первая – лояльные деканату с его весьма спорными позициями по многим вопросам. Всех их объединяло отсутствие критической позиции, нерва дискуссии, так необходимых для профессии журналиста. Называть это сервильностью, наверное, было бы слишком грубо, но не могу отрицать, что в той среде царило правило: “Никогда не вступай в конфликт с начальством”. А такая позиция даже самого талантливого преподавателя легко превращает в сервисное приложение, в идеологический инструмент.

Кстати, об идеологии. Не могу сказать, что у деканата есть какая-то своя политическая позиция. Принято думать, что декан Надежда Кравченко активно насаждает на факультете консервативные, державно-охранительные ценности. Но, скорее, это просто позиция флюгера.

Вторая группа преподавателей отличалась как раз наличием критической позиции, оппозиционностью. И, конечно, у этих преподавателей учиться было интересно. Они не давали готовые формулы, а предлагали думать своим умом, учили независимому взгляду. Увы, таких преподавателей было меньшинство. А за последние годы большую часть из них и вовсе уволили.

Журналистикой я стала интересоваться ещё в старших классах. Выиграла олимпиаду МГУ среди школьников. Эта победа позволяла мне поступить на журфак МГУ без экзаменов. Увы, по семейным обстоятельствам уехать в Москву не смогла. В результате стала студенткой журфака КубГУ.

Но я бы не навешивала ярлыки только на декана. Мне кажется, Кравченко искренне верила, что все делает правильно. Она была управленцем старой закалки, не разделяла идеалы журналистики. Однако, надо отдать ей должное, - она делала то, что было в ее компетенции. Например, благодаря ей отремонтировали журфак, аудитории перестали быть похожими на подвал, открыли радиостудию и телестудию. За время учебы на факультете я не помню, чтобы были прецеденты взяток. И это при том, что во многих вузах такой процесс отлажен.

Атмосфера междоусобных конфликтов, естественно, не способствовала качественному обучению. И должна признать, что в этих конфликтах обе стороны демонстрировали не самые лучшие качества. Преподаватели делили между собой студентов. Т.е. если ты участвуешь в каком-то официальном мероприятии, которое проводит деканат, то можешь ожидать санкций со стороны преподавателей-оппозиционеров. И наоборот. Я старалась на всё это не обращать внимания, концентрировалась на учёбе, но этот абсурд коснулся и меня. Одна из преподавателей-оппозиционеров поставила мне тройку на экзамене только из-за того, что я была ведущей мероприятия, проводимого деканатом. А до этого в моей зачётке были только пятёрки. После этого я вообще перестала стремиться к академической успеваемости, потому что «успевать» на журфаке нужно было по-другому.

Конечно, были преподаватели, которыми мы восхищались. Их уважение хотелось заслужить, а лекции мы записывали на диктофон. В региональных университетах не так много таких преподавателей, им нужно создавать все условия для работы, так как именно за них держатся студенты. Но, увы, именно эту категорию преподавателей как раз травили и выживали, потому что они шли наперекор «миссии факультета». В конце концов, конечно, они уходили.

Из тех, кто работал на безусловной любви к своему делу, удивительном энтузиазме остался, пожалуй, Юрий Соловьев. Он пережил несколько смен власти на журфаке, терпел всё и всегда, лишь бы заниматься тем, что он любил — преподавать журналистское мастерство. В его преданности профессии было что-то не от мира сего: пока на журфаке царил академический хаос и процветали междоусобные войны, он умудрялся писать учебные материалы для каждой пары, придумывал нетривиальные семинары и, казалось, мог научить каждого работать в сложных художественно-публицистических жанрах.

Я училась в школе с лингвистическим уклоном, много читала, поэтому у меня было три варианта для обучения: журфак, филфак или РГФ. Профессия журналиста казалась мне более важной в моем наивном стремлении к гласности и справедливости - эдакое рыцарство и робингудство.

На журналиста в итоге я не поступила, училась на «Издательском деле и редактировании». Первые три года все шло хорошо, на факультете было много интересных преподавателей и студентов, никто не пытался нас идеологически обрабатывать, да и направление редактуры, текстологии и издательского процесса оказалось мне ближе, чем журналистика. В целом этих трех лет хватило на оправдание половины ожиданий.

Но к концу обучения многих стоящих преподавателей «ушли», их заменили бывшие студенты-аспиранты. А в аспирантуру в те годы поступали не самые одаренные, скорее те, кто был готов делать все, что скажет деканат. Более того, примерно начиная с 2010 года люди из деканата прилагали большие усилия, чтобы всех перессорить: студентов между собой, студентов с преподавателями. Сейчас об этом смешно вспоминать, а тогда это было настоящей катастрофой.

В 2012-м, когда в Краснодаре проходил большой оппозиционный митинг в районе Дома книги, многим пятикурсникам звонил куратор и просил немедленно явиться на внеплановое собрание. Мол, иначе мы вас отчислим. Даже после того, как мы окончили факультет, студентам-новичкам рассказывали, какие мы ужасные люди, настраиваем кого-то против деканата и т.д. Некоторым из нас даже звонили на работу и предупреждали о нашей неблагонадёжности.

В общем, когда я выпускалась, журфак жил своей жизнью — в дрязгах и желании угодить власти. Наверное, сказывалась советская школа, когда факультет журналистики был прямым орудием пропаганды.

Оправдал ли журфак мои ожидания? Наверное, об удовлетворении ожиданий от образования надо говорить в ключе реализации в профессии. Я выпускал два издания: «Киноглаз» был студенческим и просуществовал недолго, музыкальный журнал «Бочка» мы делали с Оксаной Ауловой и Никитой Горбанем два с половиной года, опубликовав 16 номеров; сейчас «Бочка» выпускает видео-интервью и продолжает вести сайт и страницы в соцсетях.

Почти всем кругом общения в Краснодаре я обязан журфаку, даже если взаимосвязи знакомств порой многоступенчатые.

Преподавательский состав факультета до сих пор силён, хотя уход Татьяны Букиревой, Владимира Трояна, Владимира Плотникова и Олега Панаэтова остался невосполненным. Говоря только о моей специальности, скажу, что сегодня на журфаке достаточно преподавателей, способных научить как редактированию в самом широком смысле – анализу и изменению разного рода произведений, так и специальным навыкам грамотности и стилистики. Это Галина Абрамова, Раиса Мальцева, Георгий Немец, Геннадий Утков, Александр Факторович, Людмила Хорева. Отдельно отмечу моего наставника Олега Мороза, чуткого и беспощадного критика.

Если говорить об издательском деле с фокусом на издании книг, то этому надо учиться на практике и в столицах – на них приходится 2/3 названий и 90% тиража. Учит ли современный журфак работе с интернетом как с интегральной системой практически любых медиа, мне неизвестно. В любом случае, мне этого образования не хватало - на твердую троечку научился сам.

Неупоминание молодых специалистов среди работающих сейчас преподавателей можно назвать риторической фигурой, которая заставляет поступиться некоторыми симпатиями ради указания на огромную проблему факультета.

Из серии рассуждений «журфак – оплот консерватизма» меня коснулась лишь одна история. В декабре 2011 года студентам, не зарекомендовавшим себя сторонниками правящего строя, декан Надежда Кравченко советовала не идти на какой-то митинг. Беседа со мной оказалась бесполезной, так как о митинге я не знал и, следовательно, идти не собирался. Так или иначе, краткий ликбез по неразумности оппозиционных действий я прослушал и с чистой совестью отправился домой. Через некоторое время очередной митинг проходил на площади у ДК ЖД — на этот раз я узнал о нем, выглянув из окна. Пятнадцати минут красных флагов и хриплых криков чиновников хватило, чтобы убедиться в том, что подобные дела — крайне неэффективная форма протеста. Так что о случае отговаривания от участия в митинге я вспоминаю лишь с улыбкой.