— Осенью 2015 года в Москве открылась выставка, в которой вы принимали участие. Расскажите о ней.

— Этот проект назывался «Том второй». Название — отсылка ко второму тому гоголевских «Мертвых душ», который был почти полностью уничтожен. Выставка проходила в новом крыле «Дома Гоголя», куратор — Валентин Дьяконов. Он лучше может рассказать об идейной, концептуальной стороне выставке. Меня же интересуют именно те аспекты, которые связаны с формой, с организацией пространства. И всем этим я остался доволен, куратор всё прекрасно организовал, мои работы очень хорошо поданы, экспозиция меня полностью устроила.

Среди моих работ, представленных на выставке, — четыре предмета из серии «Дубовый фигуратив» и один предмет из серии «Спилы и сколы». Это такие деревянные, абстрактные штуки. Простая формальная скульптура. Правда, в работах из серии «Дубовый фигуратив» есть некоторый намек на фигуративную скульптуру. Но по большому счету это всё «скульптура про скульптуру», тот формат, в котором я обычно и работаю.

Также отмечу, что объекты я делал ещё до того, как узнал об этой выставке. Но, повторюсь, куратор всё очень хорошо организовал, коллективная выставка смотрится как цельное высказывание.

— Большинство ваших выставок проходит за пределами Краснодара. Местная публика готова воспринимать только традиционную скульптуру?

— Я бы так не сказал. Если брать публику, которая ходит на выставки, то она практически одна и та же — и в Краснодаре, и в Москве, и в зарубежных странах. Это всё люди интересующиеся, благо интернет сейчас позволяет следить за актуальным искусством. Единственное отличие краснодарской публики, например, от московской — это количество увиденных работ непосредственно живьем, на самих выставках. Кто-то видел работы в интернете, кто-то воочию — вот и вся разница.

К тому же я и в Краснодаре стараюсь хотя бы раз в год делать какую-нибудь персональную выставку либо участвовать в коллективных проектах. Так что интересующаяся современной скульптурой местная публика меня, конечно, знает.

— То есть тиражируемое мнение о консервативности краснодарской публики — это всего лишь клише?

— Консервативная публика есть везде. Может быть, в Краснодаре её действительно больше, чем в Амстердаме. Но такие люди на выставки современного искусства просто не ходят. Те, кто посещает ту же «Типографию» — это люди, которым интересно современное искусство. Наша публика ничем не хуже, чем московская или питерская.

— А что скажете о краснодарской городской скульптуре?

— Массовый вкус базируется на каких-то с детства впитанных вещах. В советские времена у нас преподавалась только традиционная академическая скульптура. А за пределами нашей страны в это время скульптура развивалась в самых немыслимых направлениях. Невероятное, колоссальное разнообразие. А у нас время остановилось — и так продолжается до сих пор, если мы берём массовую публику и скульпторов. Более того, — всё делается только хуже. В Советском Союзе в реалистическом жанре работали безупречно. Николай Томский, например. Прекрасные ведь памятники делал, огромное количество бюстов.

Сейчас же происходит катастрофа. Памятник чернобыльцам на ЮМР, те же «Гуляющие собачки»… Это не скульптура, это цветмет. Полное непонимание того, что такое скульптура как вид искусства. Не говоря уж о соответствии духу времени. Такое ощущение, что краснодарские скульпторы застряли где-то в 60-х годах прошлого века, потеряв при этом квалификацию, которая была у тогдашних мастеров.

И самое печальное, что такая ситуация не только в Краснодаре, а во всех крупных городах. Далеко ходить не надо — возьмите Ростов. Везде одинаковое мышление: сделали что-то похожее на тех же собачек и всё — ура, все довольны. В этом нет ничего от художественного явления. Лучше уж просто большой слиток бронзы положить.

— Но ситуация в Краснодаре может вскоре измениться. В фейсбуке я видел информацию о том, что городская администрация совместно с современными художниками (среди них есть и вы) готовит серию арт-объектов для городской среды.

— Да, представитель власти говорил с нами — с «ЗИПами», Витей Линским, ребятами из группы Recycle. Это действительно те люди, которые в состоянии сделать хорошие объекты для городской среды. Если это произойдёт, то будет очень здорово. Но пока проект только в зачаточной форме. Всё упирается в деньги.

— Краснодар ждёт революционное событие?

— Если это событие произойдёт, то да, для Краснодара оно будет революционным. Дело тут в том, что отделаться одним-двумя предметами было бы неправильно. Одна или две скульптуры пропадут на общем фоне. Нужно создавать ситуацию — десять, двадцать предметов в течение короткого времени. Тогда будет событие, будет о чём говорить.

Я достаточно давно изучаю город на предмет инсталляции в его пространство скульптурных объектов. И приметил много мест, которые идеально подходят для арт-объектов.

Сначала, конечно, надо устанавливать скульптуры в местах, где бывает много людей — на улицах Красной, Ставропольской, на въезде в город по улице Мачуги.

— А люди к этому готовы?

— Думаю, да. Есть люди, для которых такой проблемы не существует. Есть те, которых волнует проблема расходования бюджетных средств — мол, как это так — в городе столько проблем, а деньги тратятся на неутилитарную скульптуру. Но в конце концов есть и люди, которые уже устали от бесконечных «собачек».

И таких, на мой взгляд, много. Им хочется, чтобы город выглядел пристойно.

— Не так давно у вас был опыт работы с городской скульптурой в Черногории.

— Да, меня пригласил Марат Гельман. Это происходило в городе Будва, в местном комплексе вилл Dukley Gardens. Это частная застройка, дорогие апартаменты под продажу, покупатели в основном из России. Очень сложная была для меня среда, но я постепенно разобрался. То, что там было сделано — яркие, разноцветные, в основном минималистские штуки. Все вещи абстрактные, никаких привязок, никакого содержания. Описывать словами крайне трудно, это всё надо видеть.

— Как приняли эти работы черногорцы? Ведь Черногория — довольно-таки консервативная страна.

— Очень религиозная страна. Россия тоже религиозная, но черногорская публика не суетливая в отличие от нашей, в основном недавно уверовавшей. Да, там народ достаточно консервативен. Но, в отличие от нашего, он менее воинствующий.

К тому же люди в Черногории живут самодостаточные. Местному жителю ничего не нужно, у него и так практически всё есть. Это выражается как в потреблении, так и в отношении к тем или иным культурным событиям — местные их практически не посещают. Во время моего пребывания в Черногории проходил международный фестиваль уличных театров, очень качественный. Даже мне понравился, несмотря на то, что я театр в принципе не люблю. Так вот, местных там практически не было.

Зато черногорцы очень любят свою эстраду, которая, на мой взгляд, даже хуже нашей. Конечно, есть люди, которые интересуются современной музыкой, искусством, театром — но в основном черногорцам хорошо и без всего этого.

— Как идут дела у Марата Гельмана?

— Проект Гельмана развивается. Он достаточно масштабный и серьезный. В черногорские резиденции постоянно приезжают художники, организуются выставки, проводятся фестивали. Жизнь бурлит. В том числе и в коммерческом смысле. Страна очень популярна среди туристов: в Котор, где находятся резиденции, заходят порядка 360 больших круизных лайнеров в год.

— Не жалеете, что в Краснодаре Гельман подобный проект так и не смог осуществить? Ведь Черногория и Краснодар во многом похожи — по климатическим условиям, по консерватизму тому же.

— Конечно, жаль. И самое обидное, что подобных проектов нет не только в Краснодаре, но и во всей России. Была история с Пермью, но и она, к сожалению, завершилось. А ведь городов-миллионников у нас много, подобный проект, на мой взгляд, в большинстве из них был бы востребован.

— Несколько лет в Краснодаре работает культурный центр «Типография». И существует он практически только за счёт меценатской поддержки, которая не бесконечна. Как думаете, местная власть или крупный бизнес могут заняться финансированием этого проекта?

— Это было бы здорово, но здесь надо понимать, что «Типографии» нужен карт-бланш. Любое внешнее финансирование может повлечь за собой те или иные обязательства, контроль. Особенно принимая во внимание традиционное отношение у нас в городе к такого рода вещам.

Финансирование «Типографии» действительно необходимо. Аренда помещения, материал для художников, транспортные расходы, организации выставок — это всё очень серьёзные деньги. Но, подчеркну ещё раз, — необходимо такое финансирование, которое бы никак не влияло на работу проекта.

— А насколько это реально, по-вашему?

— Моя практика общения показала, что ни власти, ни бизнесу это пока не нужно. Но если выставки в «Типографии» заинтересуют платежеспособное население, всё изменится.

— Что в связи с этим скажете об аукционе «MOST»? Способен ли он популяризировать современное искусство?

— У меня к этому аукциону есть претензии. Я не вижу правильной профессиональной подачи: как был сделан каталог, как были написаны тексты – меня это не устраивает. Ну и посмотрите к тому же — какие работы там покупаются, а какие — нет. Это всё очень симптоматично.

Конечно, всё же надо отметить, что это полезная штука. Но организаторам аукциона есть над чем работать. К тому же нельзя забывать, что это в первую очередь коммерческое предприятие, оно не занимается воспитанием зрителя. Люди не хотят прогореть и потерять свои деньги. Они работают в том направлении, которое сулит им материальную выгоду. И я не знаю, что должно произойти, чтобы в Краснодаре покупались, например, мои работы.

— Давайте, кстати, о них поговорим. Марат Гельман назвал вас в интервью «последним русским модернистом». Согласно ли вы с таким определением?

— У меня своё отношение к скульптуре. Формально то, чем занимаюсь, да, это модернистская скульптура. Или минималистская. Мне не интересно заниматься политикой. Меня интересуют чистые формы. Так что в это отношении я действительно модернист.

— Как вы пришли к такой скульптуре?

— В 1994-м году в Русском музее в Санкт-Петербурге я увидел выставку современной английской скульптуры. До этого я уже занимался скульптурой, работал с деревом, с металлом, но о такой скульптуре не подозревал. Это была революция в моём сознании. Сразу возник вопрос: как устроено мышление у тех, кто так работает? Я пытался не копировать эти работы, а понять, как можно добиваться такой свободы и легкости. Ведь скульптура бывает очень разная. Есть трудоемкие работы, но есть и те, которые сделать достаточно легко. Хорошая скульптура может быть создана даже в одно действие.

— Но, думаю, всё-таки для большинства людей скульптура — это то, что сделано в традиционной реалистической форме. Наверное, вас считают довольно радикальным художником?

— Да, наверное. И это происходит прежде всего от незнания того, что скульптура – это не только копирование объектов животного происхождения. Любой визуальный объект можно подать как скульптуру. Надо развиваться, расширять кругозор.

— Может дело в том, что скульптура просто непопулярна?

— Да, скульптурой интересуются меньше, чем живописью. Та удобнее в пользовании, её легче транспортировать, можно вписать в интерьер. Картиной можно закрыть дырку в стене, а скульптура требует места в интерьере, что довольно сложно. Она не утилитарна, бесполезна, к тому же пыль собирает. А в городском пространстве скульптура требует больших бюджетов.

Но у неё большое будущее, сейчас она очень актуальна, на мой взгляд. Живопись себя практически исчерпала. Двухмерность и ограниченность материала (не важно какие, но всё-таки краски и не важно какая, но всё-таки поверхность) привели к тому, что из живописи выжали практически всё, что возможно. Со скульптурой проще – здесь и разнообразие материалов, и трёхмерность.

Ещё есть такая вещь как инсталляция. Грань между скульптурой и инсталляцией практически отсутствует. Один и тот же объект можно назвать и скульптурой, и инсталляцией. Подавляющее большинство художников, которые сейчас на слуху, — это люди, работающие с объемом, с пространством, т.е. скульпторы. Скульптура сейчас востребована именно как свежее явление. Те же «ЗИПы» — они в первую очередь скульпторы. Они работают с объемом, с материалом.

— Кроме «ЗИПов» кого выделите из краснодарских скульпторов?

— Ребята из группы Recycle, Витя Линский — это хорошие скульпторы. Есть ещё Таня Стадниченко, но она сейчас в Скандинавии работает. Ещё есть Юра Самсонов, тоже хороший автор. Они все по-своему видят задачи, свою работу. Каждый из этих людей имеет представление, что такое хорошая скульптура.

И они все разные. Это, кстати, очень интересно. Ведь если взять скульпторов-традиционалистов, то не сразу отличишь работы одного от другого. А у современного художника должен быть свой творческий почерк.